WISH YOU WERE HERE
«Шикарно… Шикарно…» – периодически повторяя одно и то же слово, дама за моим плечом остолбенело смотрела куда-то вперед и вверх. Туда же смотрел и я. Так же остолбенело. Только через пару минут после ее исчезновения я сообразил, что женщина произносила это слово по-русски. Здесь, в пестрой и мерно гудящей толпе, можно легко представить себя у подножия Вавилонской башни: рассеянные взгляды, заплетающиеся языки, безжалостно вырванные из контекста и сваленные в одну кучу словоформы. Первое впечатление длится столько времени, что в процессе перестает быть первым и даже вторым, становясь единственным. И всё это сделано человеческими руками?
Нотр-Дам-де-Страсбур. Уникальное строение, безусловный шедевр, бриллиант в короне мировой готической архитектуры… Эпитеты можно подбирать долго, но начнем с самого начала.
Как бы то ни было, а для вящего эффекта экскурсоводы начинают издалека – с седьмого века – упирая на то, что именно тогда на этом месте был построен первый христианский храм. Отчего же они, в таком случае, так старательно обходят стороной тот прискорбный факт, что еще раньше, когда никакого христианства не было даже в еврейских головах (а божественный сперматозоид еще не проник в лоно Марии), здесь были культовые строения римлян, позднее изничтоженные благонравными христианами до основания и глубже? Джа с ними, с экскурсоводами, пойдем на поводу и начнем с седьмого века.
Действительно, первый христианский храм здесь был поставлен по воле страсбургского епископа с высоким статусом «святой» и гавкающим именем Арбогаст. Но храм продержался недолго и уже в следующем веке сам Карл Великий (который в особых представлениях не нуждается) повелел снести эту позорную халупу и возвести что-нибудь более приличное. Халупу снесли, достаточно быстро сколотили новый храм и украсили его настолько нарядно и богато, что Карл только языком прищелкнул, а куратор от церкви епископ Ремигий тут же распорядился похоронить его в крипте именно этого храма. То ли Ремигий был не очень свят, то ли Арбогаст напомнил с того света о своей непомерной святости и еще большей обиде за снесенное зданьице, но жизнь у нового храма не задалась. Храм дождался, пока вспыльчивый Карл как следует упокоится, а в 873 году взял, да и сам вспылил, основательно так вспылил. Его терпеливо восстановили, принарядили и забыли о пожаре, как о досадном недоразумении. Но не так чтобы надолго. В 1002 году нерадивый служка решил проверить, много ли бензина осталось в баке его мопеда, использовав для освещения факел. Служке повезло: его останки на пожарище найти не смогли, качественно выгорел. А вот храм пришлось отстраивать и наряжать заново. Ровно через пять лет местные решили отказаться от этого расточительного памятника оптимизму и после очередного пожара махнули рукой: палёное место, нефартовое.
В качестве главных борцов с суевериями и хладным отношением к делам духовным выступил дуэт, состоящий из страсбургского епископа Вернера (из рода Габсбургов!) и императора всея Римской империи Генриха II. Учитывая, что Генрих II был не менее святым, чем Арбогаст, а, может, и посвятее, сладкая парочка в 1015 году распорядилась вычистить поляну на месте пожарища и в четыре руки заложила первый кирпич в основание нового храма. Именно с этого года и начинается настоящая история кафедрального собора Нотр-Дам-де-Страсбур.
Собор был полностью закончен в год смерти Вернера и стал весомым венцом его духовной карьеры. В 1028 году Страсбург обзавелся новым собором, который был возведен в оттоновском (предроманский стиль в церковной архитектуре с преобладанием базиликального типа и упрощенным внутренним убранством) стиле и больше напоминал крепость, чем церковь. От собора за версту веяло надежностью и долговечностью. Ремигий, дух которого продолжал фланировать по территории сгоревшей крипты, демонически хохотал, когда в 1176 году все это неприступное величие по воле незлонамеренных действий кухарки, решившей притушить окурочек с красной помадой о хорошо промасленный деревянный столб несущей конструкции, полыхнуло веселым пламенем и в нем же сгинуло.
Тут-то и сказал свое эпохальное слово новый епископ Страсбурга Генрих I фон Газенбург. Этот Газен-ваген выдвинул безумное предположение: «А что, если причина вовсе не в святости или духовности? А что, если причина пожаров кроется в строительном материале, т.е. в древесине??» Бред, конечно, но на всякий случай решили проверить и эту версию, задумав выстроить очередной новый собор целиком из камня, благо под боком (в департаменте Лотарингии Вогезы) находился свежеразрытый карьер с розовым песчаником. И работа закипела. От Вернера решили оставить в виде наследства уцелевшую под завалами крипту и частично сохранившийся трансепт. Изначально здание строилось в романском стиле, но как только стали проявляться первые очертания восточной части собора, напоминающие прежний силуэт, кто-то из городских скептиков, поджигая только что купленную трубку Werner Mummert (цена от 330$), мрачно пошутил: «Что-то опять Вернером запахло…» Три раза перекрестившись и добавив «чур-чур-чур», руководитель строительства в 1222 году распорядился выписать из Шартра скульпторов, пропагандирующих новый, готический стиль в архитектуре. Сказано – сделано, и в Страсбург прибывают налегке и навеселе французские архитекторы, без труда скрестившие в облике собора немецкие и французские черты, отразив сущность самой эльзасской земли.
В 1275 году центральный неф был закончен, и пришло время задуматься о фасаде. К этому моменту епископа (как известно из предыдущей части) подвинули и городом заправлял магистрат, добившийся бурного расцвета. Фасад должен был знаменовать собой грядущий «золотой век» и производить грандиозное впечатление. Городские власти не поскупились на легионера, пригласив для строительства фасада европейскую знаменитость из Штейнбаха – Эрвина фон Штейнбаха. И Эрвин не подвел. Бывший план фасада он отмел, не глядя, и предложил свой, претенциозно назвав его «План B». Надо сказать, что по мере строительства глаза Эрвина разгорались все больше и сначала «План B» перетек в «План C», а тот в свою очередь – в «План D». Наверное, это смешно, но Эрвин сел, заплакал и умер, когда в 1298 году случился… пожар.
Собор строился из камня, но строительные леса были из дерева! Что делать дальше, никто не знал. Горячие головы предлагали возводить из камня и строительные леса, а потом серией направленных взрывов их снести. Предложение само по себе было неплохим, но в те годы технология направленных взрывов была еще не совсем отточена и от предложения отказались. Кто-то предложил ввести за курение и приготовление пищи на строительстве непосильные штрафы, но местные депутаты резонно предположили, что это все равно не решит проблему и выпустили серию антипожарных законов, запретив собираться в количестве более двух человек, пропагандировать однополые браки, писать на стенах собора матерные слова, использовать в строительной документации названия наркотических средств и на всякий случай дополнительно запретив усыновлять детей погибших строителей. Предпринятые меры оказались эффективны, но фасад почему-то лучше не стал и вообще никак не изменился, оставаясь в наполовину недостроенном состоянии. Двадцать лет понадобилось на принятие последнего и откровенно непопулярного решения: исполнительная власть для продолжения строительства пригласила нового архитектора, коим оказался сын усопшего Эрвина – Иоганн фон Штейнбах. К удивлению законодателей дело пошло дальше.
В 1365 году был закончен третий ярус и тут в не очень далекой Швейцарии произошло событие, которое принципиально повлияло на «План D» и на весь проект «Кафедральный собор против пожаров» в целом. Надо сказать, что в самом начале строительства Генрих I задумал превзойти по всем параметрам знаменитый и не менее многострадальный базельский Мюнстер (смотрите части 17 и 18), и всё время на протяжении строительства эта цель никуда не исчезала, Базель с его мюнстером был постоянным ориентиром. До 1365 года. А в 1365 году в результате землетрясения рухнули не только башенки базельского собора, но и «План D», т.к. строители внезапно осознали, что здания гибнут не только от пожаров. Дабы не повторить судьбу Базеля, было решено отказаться от строительства шпилей, а завершить работы галереей апостолов и двумя башнями-беффруа (что сильно напоминает проект еще одного Нотр-Дама). В 1399 году строительство наконец-то завершилось, и подрядчиком был подготовлен акт о приеме здания в промышленную эксплуатацию…
который члены магистрата не подписали! Им, видите ли, здание показалось недостаточно величественным. Пришлось переходить к очередному плану, вышедшему уже давно за все рамки алфавита и печатных норм. Практика найма легионеров зарекомендовала себя настолько хорошо, что немедленно был вызван Ульрих фон Энзинген, выведший Ульмский собор в финальную часть. Ульрих в 1399 году и начал, а Иоганн Хюльц в 1439 году закончил строительство шпиля.
Итак, с начала постройки полностью каменного собора до кончика шпиля прошло 263 года, перед магистратом встал вопрос о строительстве второго шпиля. Встал и лукаво улыбнулся. Ох, не понравилась властям эта улыбочка. Прикинув, сколько еще потребуется времени и денег, отцы города возопили: «Нет уже никакой мочи ждать, когда весь этот кошмар закончится! Пусть будет наш Нотр-Дам одноглавым!» На том и порешили вопрос. Топорами и вилами. Ой, нет, это было уже в России… А в Страсбуре проблема второго шпиля еще витала некоторое время в воздухе, но так и упорхнула. Больше того, с первым и единственным едва не приключился фатальный казус, когда в годы французской революции фракция «бешеных» усмотрела в нескромно вздыбившемся шпиле некий символ неравенства. В 1793 году революционеры потребовали разрушения соборного шпиля. К счастью среди местных нашелся смекалистый кузнец по фамилии Зюльтцер, который льстиво предложил «бешеным» не сносить шпиль, а одеть его в жестяной колпак, схожий по форме с теми, что носили сами enrages: мол, пацаны, да ведь за много миль отсюда по вашему колпаку будет видно, что Страсбург – территория свободы, т.е. ваша территория. И сам же изготовил здоровенный жестяной фригийский колпак. Пацанам идея понравилась, а хитрый кузнец спас для потомков шедевр мировой архитектуры. Воистину, тщеславие – мой самый любимый из грехов.
Все закончилось мирно и успокоилось церковью, одной из самых высоких и возможно самой красивой (среди готических, не будем обижать другие стили) в мире.
Что касается красоты, то оставляю право посоперничать со страсбурским Нотр-Дамом, украшенным тысячами скульптур, только одному готическому собору (об этом, надеюсь, еще напишу), а вот по поводу высоты никаких споров, а только лишь факты.
Долгое время, на протяжении многих веков (почти четыре тысячи лет) самым высоким строением человечества была пирамида Хеопса – 146 метров, 60 сантиметров. К 1311 году, когда шпиль Линкольнского собора вознесся на высоту в 159 метров 70 сантиметров, эррозия уменьшила «рост» пирамиды до 140 метров (сегодня ее высота – 138 метров 80 сантиметров). Так что все 142 метра 11 сантиметров единственного шпиля Нотр-Дам-де-Страсбур были впечатляющи, но не рекордны. Лидерство английская церковь уступила в 1549 году, когда ее шпиль взял и рухнул; сам по себе, из-за одной единственной причины – англичане не владели мастерством строительства готических сооружений в должной степени, а замахнулись на рекорды. Собор в Линкольне съежился до 83 метров в высоту, и в середине XVI века первое место среди высотных сооружений перешло к Эстонии. Высота церкви святого Олафа в Таллинне равнялась 158 метрам 40 сантиметрам. Не прошло и сотни лет, а в 1625 году громовержская рука бога надумала швырнуть в привлекательный шпиль Олафа пучок молний. Сей длинный Олаф подобного обращения не выдержал, покачнулся, охнул и упал, сделав церковь короче на 35 метров (теперь – 123 метра). Пальма первенства досталась церкви Святой Марии, что возвысилась над немецким Штральзундом на 151 метр от уровня асфальта.
Как вы думаете, мог ли Господь наш всемогущий допустить такое измывательство: самое высокое строение человечества в каком-то задрипанном Штральзунде? Бог наш строг, но справедлив, поэтому долго рассусоливать не стал и выдумывать что-то новое тоже поленился: в 1647 году он хлопнул молнией по Святой Марии, срезав с нее 47 метров и укоротив до ста четырех. Именно тогда, в 1647 году, Нотр-Дам-де-Страсбур и стал самой высокой постройкой в мире. Таким он и оставался 227 лет, пока его не сменил на посту собор Святого Николая в Гамбурге (147 метров 30 сантиметров). Далее все начало меняться очень быстро, но прямого отношения к нашей истории уже не имеет, а Нотр-Дам-де-Страсбур остается одной из самых высоких церквей в мире.
Есть такое расхожее выражение: красоту <этого явления> невозможно передать. Красоту кафедрального собора в Страсбурге передать возможно. Но для того, чтобы ее передать понадобятся тысячи и тысячи фотографий на специальном ресурсе. Обойдемся лишь фрагментами, а полностью вся эта красота остается на дне глаз и в глубине сердец тех людей, которым повезло увидеть собор живьем.
Разумеется, что нет ничего на свете, что понравилось бы абсолютно всем. Вот и наш соотечественник, упомянутый в предыдущей части, Денис Фонвизин так отозвался об увиденном соборе: «Между прочими вещами примечательна в Страсбурге колокольня, уже не Ивану Великому чета. Высота её престрашная, она же вся сквозная и дырчатая, так что, кажется, всякую минуту готова развалиться».
Есть мнения куда более комплиментарные.
Виктор Гюго: «Гигантское деликатное чудо».
Гёте: «Возвышенно высокое дерево Бога».
За красноватый оттенок, который придает Нотр-Даму розовый песчаник, Поль Клодель написал о нем так: «…Как розово-красный ангел парит над городом».
Я же отдаю свой голос цитате на родном языке:
Две определенной комплекции и неопределенного возраста дамы (либо проводницы поезда, либо сотрудницы «Сбербанка») подходят к парапету. Леди с ногами чуть покороче и грудью чуть пополнее доминирует:
– Так. Я сейчас сяду сюда, – указующий перст втыкается в камень. – Ты встань вон туда, - следует повелительный жест в неопределенном направлении. Затем рука ныряет в хозяйственную сумку и извлекает «мыльницу», которые продаются в переходах по 600 рублей («Эй, дарагой, купы аппарат! Савсэм новый, мнэ нэ падашол!»). Аппарат передается бессловесной товарке, инструкция продолжается. – Сфотографируешь меня на фоне этого… М-м-м… – альфа-туристка оборачивается на Нотр-Дам-де-Страсбур и начинает мучительно подбирать слова к высившемуся перед ней сооружению. В её глазах читается понимание, что слово «церковь» недостаточно ясно описывает то, на фоне чего её надо запечатлеть, но очень похоже, что лексикон уже вычерпан до дна, а нужного определения не найдено. И тут наступает озарение. Далее следует со вздохом облегчения, – величественного здания. Блин.
Если бы столь непочтительные слова услышал бы Карл Великий…
то даже нападение злобных церковных собак показалось бы дамочке сущими пустяками.
Не торопитесь закрыть эту часть, перескакивая с фотографии на фотографию, вернитесь к началу, попробуйте всмотреться в детали, оценить, в каком строгом порядке расположились вычурные аркбутаны,
рассмотреть фигуры на фасаде, оценить, как удачно вписался ассиметричный силуэт в линии городских кварталов,
восхититься тем, как сочетаются цвет и структура шпиля с черепицей крыш.
Дырчатый силуэт Нотр-Дам-де-Страсбур – это не просто символ города, а свидетельство человеческого гения, знак того, что границы между разными культурами и традициями могут стираться без какого-либо ущерба для любой из сторон, в конце концов – это сама красота, застывшая в небе Эльзаса.
Наверное, стоит заглянуть внутрь. Но не сейчас, в следующей части.
