ЗА ВОЛШЕБНОЙ ДВЕРЬЮ
Дверь оказалась заперта! Недобрые предчувствия закрались в мою по-детски невинную душу. Версии были разнообразные. Объявили обеденный перерыв для посещений. Лестницу закрыли на ремонт. Главный Хранитель Двери заболел коклюшем. Дверь открывается только при предъявлении нероссийского паспорта. Дверь вообще никогда не открывалась, а в интернетах все врут. Куда я так рвался? Сейчас объясню.
В детстве, как и все нормальные мальчишки, я любил лазать по деревьям. Но не только по ним. Меня тянула высота, я карабкался по выщербленным стенам порушенного Саровского монастыря, забирался по ржавой лестнице на готовое рухнуть ветхое деревянное здание бойлерной. Даже прыгал с двухэтажного дома в снег (промахнулся, конечно), в результате чего едва не отдал свою жалкую душонку богам в раннем возрасте. В общем, любил. И боялся, и любил. Глядя с высоты на открывающийся вид, я замирал и всякий раз представлял, что вот сейчас у меня вырастут крылья, и тогда… Не выросли. Но любовь к высоте все равно осталась. Разумеется, разрабатывая Большой План, я не мог обойти вниманием предстоящие высоты. И вот что я обнаружил: только один собор мог допустить меня под самую свою макушку. Все остальные как-то скромно останавливались где-то на середине. Непременной частью плана стало восхождение на одну из двух, не очень высокую, но гостеприимную башню базельского Мюнстера.
Нервно обернувшись по сторонам, я узрел (именно не увидел, а узрел!) окруженного сиянием старца, сидящего за деревянным прилавком. Он делал рукой недвусмысленный жест, подзывая к себе. «Пять франков», – провозгласил благую весть святой старец. Но пяти франков ему оказалось мало! Он показал пальцем на мой рюкзак и предложил определить его на хранение, пока я буду взбираться. И пусть услуга была бесплатной, такое отношение к реализации моих детских грез показалось слегка кощунственным. «Что я, пенсионер, что ли, или дамочка кисейная?» – думал, я, поправляя лямку рюкзака и благодаря радивого за сделанное предложение. Старец нажал на кнопочку, дверь поддалась.
Лестница оказалась достаточно широкой и удобной. Первые метров десять. В интимном полумраке незаметно стены приблизились, стали мешаться какие-то балки, невесть откуда взявшийся крюк уцепился за штатив. Что-то пошло не так, но я усердно продирался наверх, к выходу на первый балкон. К сожалению, этого нельзя было сказать про мой рюкзак: он особенного усердия не проявлял и если продирался, то только по швам. Что же делать, что же делать?! Если бы кто-то был внимательнее к чужим советам и не отказывался от помощи, то сейчас не обливался бы потом, как отпускник на чужой жене, а посвистывая «Марсельезу», топал бы по балкону. Я открыл дверку и просунул голову наружу. Мне прямо в лицо что-то орал немой старикан. Вся прелесть решения заключалась именно в этом крике.
Что может кричать швейцарский истукан потному и неразумному туристу? Конечно же: «Это Швейцария, сынок!» Ну да, как я сам не догадался? «Вы не в церкви, вас не обманут», – весело сказал великий комбинатор. Повинуясь руководству, я снял рюкзак и рванул таранить лестницу в обратном направлении. Через какое-то количество ступеней и балок лестница расширилась и даже принарядилась вполне укромным уголком, где рюкзак мог не загораживать проход. Именно туда я и скинул его вместе со всеми деньгами и приобретениями. Пролетом ниже раздавались странные звуки.
Будто бы кто-то всхлипывает по-детски, а суровый женский голос что-то выговаривает. «Ага, монашка послушницу наказывает, привязала к перилам и пороть собирается», – догадался я и перегнулся через перила. Увидев мою потную и раскрасневшуюся морду, вынырнувшую из полутьмы лестничного пролета послушница заверещала на птичьем языке и попыталась рвануть обратно. «Хэлло», – робко начал я. Монашка тоже заметила меня, но на нее мой активно-туристический облик не произвел никакого впечатления. «Вот, дочку веду красоту показать, а она боится», – пояснила на инглише вовсе не монашка, а такая же сестра-туристка, как и я. «Там не страшно. Только узко», – поспешил я успокоить упирающуюся дамочку лет восемнадцати. И для верности сблизил ладони, чтобы показать, насколько там узко.
Честное слово, параметры туловища чуть ниже середины у этой естествоведки я поначалу не разглядел, иначе вместо «узко» сказал бы «широко и красиво». Топот двух пар ног по деревянной лестнице раздавался не долго. Потом удар. «То ли сорвались, то ли до двери так быстро докатились», – мрачно рассуждал я, пытаясь разглядеть что-то в темноте. «Бог поможет», – резонно прошуршало в голове, и вот я уже на балконе, а передо мной… Малый Базель – правобережная часть города.
А вот и вид на Рейн. Я схватил губами порыв ветра и прижался к стене. Она была шершавой и теплой, как собачий язык.
Протиснувшись по узкой террасе на противоположную сторону башни, я увидел свой путь к Мюнстеру. Вот прямо в середине стоит Исторический музей. А вон чуть левее красавица Элизабет. И все так близко, чего тут было ходить? Можно же допрыгнуть! На худой конец проскакать по крышам.
Чуть правее – не охваченная часть Большого Базеля (историческая часть города).
Ладно, поднимаемся выше. Ох, какие же здесь тяжелые двери. Не зевай, а то прищемит нос. Поднялись еще. По узкому балкончику можно перемещаться только боком. И то, если комплекция позволяет. Я спросил у своей, она ответила: «Согласна».
Песчаник. Камень кажется ненастоящим, игрушечным, словно не камень, а печенье. Как?! Как все это можно было выточить? Где тот коллективный зодчий, который стирал себе мозоли, делая эту красоту? Пальцы скользят по изгибам, словно по женскому телу. Волшебная архитектура, воздушная.
Я стою на Мартине. Напротив – Георгий. Но это еще не вершина, остался последний небольшой, но коварный подъем.
Отсюда и мост через Рейн кажется значительнее,
и Малый Базель вовсе не выглядит малым.
А вот и вершина! Светлая и розовая. Мюнстер, я объявляю тебя Королевой готического гламура!
Так я и не определился, какого пола этот собор. Вроде бы и мужчина, но и красив, как женщина.
Вот теперь я на верхней точке. И отсюда видно все. И мне уже не 50, а 10. И я ищу рукой кого-нибудь, с кем можно поделиться счастьем: «Смотри! Смотри!» Солнце прижало лучи ко лбу и щекам, а ветер выдувает слезы. Или ветер тут не при чем? Нет никого. Я один. Свободен и счастлив. И передо мной весь мир. Он гораздо больше, чем казался полчаса назад.
И отсюда, с шестидесяти метров резного камня прекрасно видно еще одно кроваво-красное здание. Это Базельская ратуша. В эпоху ренессанса тоже не брезговали красным песчаником. Ратуша лежит, словно на ладони. Теперь к ней и идти уже не надо, все и так рассмотрел.
Вместе со мной городом любуются офигевшие лягушки. Вот же бедолаги, как я их понимаю: так хочется выпрямить задние лапы и прыгнуть.
А это ЗАГС, ребята, это ЗАГС! Приходите, бракосочетайтесь, а потом сразу сюда, на Мартина. И пусть невеста швыряет свой букетик, пусть он летит над всем Базелем, выискивая ту самую, которая так хочет найти себе спутника понадежнее и покрепче, чтобы занес ее на руках туда, откуда был запущен букет. Только, милые невесты, не забывайте то, что я писал чуть выше про комплекцию.
Мимо ЗАГСа несет свои нордические воды суровый и строгий Рейн. Выгнул спину и несет.
А над зеленой равниной Рейна гордо реет… стяг швейцарский, «скорой помощи» подобный.
Улочки Базеля прямо подо мной. Все это напоминает детские игры в песочнице: машинки, солдатики, изогнутые дороги (какой нормальный ребенок будет делать улицы прямыми?). Разве что в песочнице никак не удавалось добиться такой ровности мостовых.
А ведь где-то в той стороне за горами прячется ставший мне почти родным Лихтенштейн!
Еще раз Элизабет. Я смотрю на нее, щурясь от солнца; есть в ее облике что-то скорбное и непреклонное, на которое смотреть с высоты можно, только прикрыв глаза: то ли черная вдова, то ли самка богомола…
Рядом с ней – театр. И вот ради этого плавательного бассейна хотели снести церковь?! Как это не по-швейцарски, как это не по-базельски…
Мимо велосипедной парковки взявшись за руки, идет парочка седовласых туристов. Они идут ровно, не торопясь и не запинаясь. Как с высоты хорошо видно людей! Эти двое прошли вот так, не выпуская рук, долгие годы, но до сих пор не потеряли вкус к жизни и друг к другу. «Эй! Посмотрите на меня! Я вас вижу! Счастья вам и еще многих-многих впечатлений, голубки!»
Но меня видят только крыши Базеля. Ну, что же, тоже неплохая компания. Буде здравы, черепичные.
Макушка кажется такой хрупкой, что опасно на нее даже опираться, но я встаю на перила и ложусь грудью на вершину башни, держа фотоаппарат перед собой. Кажется, что она вся принадлежит только мне, и любит только меня. Да, дорогие мои, сублимация. Теперь я понимаю, что чувствуют маленькие мужички, выбирая себе в спутницы жизни исполинских женщин, на которых можно опереться: они чувствуют себя детьми, покорившими высоту и красоту... Чу, кричат! Нет, это не мне; меня никто не видит, я стал частью мифологии многострадального собора. Разве в такую минуту думаешь о планах, даже если они большие? Нет, просто упиваешься восторгом, сливаясь с многовековой историей. Какие руки клали эти камни? Постепенно разум возвращается: пора сползать с перил, пока и в самом деле не заметили. А то ведь догадаются о моих суицидальных наклонностях и начнут спасательную операцию, которую я не буду в силах оплатить.
Жорик смотрит на меня не столько с осуждением, сколько с ревностью. Я его понимаю. Ничего, мой копьеносный друг, кто-нибудь и тебя еще обнимет. Обязательно.
Через окна святого Георгия видно улицу по другую сторону Мюнстера.
Башни утыканы несчастными существами, намертво приклеенными моментом к стене. Ноги сотни лет находятся в напряжении, но помочь ничем не могут. Их потуги становятся мне, почему-то, смешны. Циник!
Пусть я и циник, но вместе с тем еще и бесшабашный хулиган. И я хулиганю. Простите меня, пожалуйста, люди и звери, но я не мог удержаться от того, чтобы заглянуть в лицо этому натужному пёсику. Хоспыдя, чем он занимается?!
Смотрю и думаю, что если я стану председателем Клуба самоубийц, то первое заседание проведу непременно в Базеле. Эти непуганые идиоты даже сетку не повесили. Какая красота!
Подо мной, раскинув руки-крылья-крыши, притаилась задняя часть собора. А вот взять и лечь на нее, точно так же распростав руки и забыв обо всем.
Крыша похожа на спину спящего дракона. Привет, мой чешуйчатый брат! Сегодня я не стану тебя будить. Но ты красив, чертяка. Помни меня, я тебя тоже не забуду.
Внутренний дворик Мюнстера – мягкий зеленый животик, подставленный солнцу. Не валяйтесь здесь, не тревожьте, пусть нежится.
Пора вниз. Чешу репу: по лестнице или напрямик? Хорошо, что вовремя про рюкзак вспомнил. На среднем балконе встретил молодую парочку, рвущуюся к вершине. Пришлось возвращаться к лестнице, снова открывать тяжеленную дверь, а потом растекаться на выступах и крючьях по стене, чтобы неофиты пройти смогли. Контакт был тесен. Не, ну ладно девушка, а ты-то, молодой и здоровый, чего трешься об меня? Ах, самому неудобно? Меньше жрать надо, тогда будет удобно. Ауф видерзейн (или как там говорят в Швейцарии?).
Окно пускает скупую монастырскую полоску света. А вот и мой рюкзак. Целехонек, как и предполагалось: вы не в церкви, дражайший.
Выкатываюсь на улицу, махнув на прощание лапкой старцу-контролеру, мол, извини, ты был прав насчет рюкзака. Фонарик. Вот что это такое на нем написано? Кто бы знал. Наверняка местный Шарли развлекался.
Двигаю в заднюю часть собора, где царит покой и тишина. Галерея прикрывает еще один минигазон. И зачем он здесь нужен? Подозреваю, что у строителей элементарно не хватило камня, поэтому они просто забили.
Здесь светло и радостно, в темноту идти не хочется совсем.
Еще раз бросаю взгляд туда, откуда только что сошел на земную твердь. Мартин мне ближе, что ни говори.
Ой, чуть не наступил! Хлопцы, да что же это такое делается? Эти падшие ангелы посамоубивались по всей делянке. Какой скульптор-авангардист здесь резвился? И ведь ни адреса, ни телефона. Так и лежит колода однокрылая…
Прохожу к Рейну. День, набережная, фонарь, каштаны. Обычный такой фонарь, но сейчас для меня он самый фонарный фонарь из всех швейцарских фонарей. Потому что мне хорошо, дорогие.
Здравствуй, Рейн! Ах да, ведь мы уже виделись. Ну, ничего, здоровее будем.
Бросаю взгляд на миниатюрный Мюнстер
и пора на выход. Меня ждет заселение в хостел, а вас, видимо, следующая часть.
