РОУД-МУВИ В РЕЙНЛАНД-ПФАЛЬЦЕ
С детства я воспринимал поезд как передвижной кинотеатр: садишься в него, и пока идет фильм, тебя переносят в другую точку пространства, на самом деле никак не связанную с отправной. Пусть в процессе и показывается путь, по которому якобы можно пешком вернуться назад, но нет, назад вернуться можно только в передвижном кинотеатре или (в редких случаях) с помощью волшебного (и мучительного) портала, называемого самолетом. Фильмы показывали в окнах вагона самые разные, но особенно нелюбимой была «тарковщина» Западной Сибири, когда пустынный и ровный пейзаж не меняется часами, разве что возникнет внезапно под самым носом будка обходчика (никогда не задумывался, каким образом он сюда попадает, просто по законам киножанра живет бедолага всю свою киножизнь в этой будке), а рельсы тянутся прямой нитью до самого горизонта без единого поворота. Когда же вплотную к полотну стояла стена леса, то я считал, что меня обманули и с экрана не сдвинули занавес. Зато всегда нравились скалы и вода («Скалы и вода, скалы и вода. Смотрите на экранах наши клипы, господа!»), а особенный восторг вызывал проезд через какой-нибудь город. Города я рассматривал с особенным рвением и любопытством, ведь там были трубы, машины, крыши, лестницы, словом, всё самое любимое.
Годы меняют наши приоритеты. Проезжая окрестности Кёльна, я подумал о том, что деревенская пастораль мне стала милее индустриальных полотен, а это значит, что пора на пенсию. Ах, да, не пора, сейчас про пенсию вспоминать не очень патриотично.
Если уж на то пошло, то деревенские пейзажи в таком промышленно развитом и урбанизированном регионе как земля Северный Рейн-Вестфалия тоже не особенно вегетарианские. Теоретически возможно выхватить отдельную картинку, чтобы восторженно закатить глаза и произнести: «Дас ист фантастиш, германский романтизм!» Проблема в том, что эта картинка будет настолько мимолетной, что ни сфотографировать её, ни сказать «Дас…» вы не успеете. Настоящий «индастриал», пусть и с приставкой «фолк-».
И только когда на горизонте появляются горы, становится ясно: кино покажут по первому разряду. Там, где синеют невысокие горы, начинается земля Рейнланд-Пфальц, шестьдесят километров которой (между Кобленцом и Бингеном) настолько хороши, что внесены ЮНЕСКО в книгу Мирового культурного наследия. Наверное, эта книга должна храниться в каждом доме на всех континентах, в любом случае это было бы полезнее, чем хранить Библию или Коран. А еще лучше смотреть содержимое книги живьем.
Рейнланд-Пфальц – земля малонаселенная людьми (около 4 млн), но густо поросшая деревьями и насквозь пропитанная историей. Однако, это вовсе не означает, что здесь только леса и дикари в шкурах. Путешествовать по местным красотам лучше, конечно, не поездом, а на автомобиле, делая на каждом пятом километре остановку. На поезде, вероятно, надежнее ехать (если смотреть статистику железнодорожных аварий), но и автодороги здесь вполне безопасны. Возьмем для сравнения такой же по населению регион России – Башкортостан. Вот неутешительные итоги по ДТП в Рейнланде-Пфальце за первое полугодие 2021 года: полицией зарегистрировано 57310 происшествий, погибших – 56 человек. А теперь официальные данные по Башкирии за 2020 год (да, год в два раза больше, чем полгода, делаем поправку): 3552 дорожно-транспортных происшествия, в которых погибло 448 человек. Ездить по западной Германии в четыре раза безопаснее, чем путешествовать по Башкирии. И если вам такое сравнение кажется весьма относительным и не успокаивает, то сначала покатайтесь по дорогам Башкортостана – коли выберетесь живыми, то в окрестностях Майнца (столица Рейнланд-Пфальца) точно не погибнете. Если, конечно, не нарветесь на наводнение.
Вот же мрачняк – ДТП, наводнения, погибшие. На самом деле во время поездки думать об этом совсем не приходится, потому что некогда и не хочется. И это легкое безмятежное забытье совсем не запланировано. Ведь никто не садится в вагон с мыслью: «А не проехать ли мне поездом по Рейнланд-Пфальцу, любуясь видами?» Нет, поначалу мысль только одна: как бы побыстрее добраться до пункта назначения, где можно будет скинуть вещи в отель и так далее. Но очень скоро картинки за окном завладевают вниманием вне зависимости от того, внесены они в ту самую книгу ЮНЕСКО или нет. И всё такое естественно аккуратное, что даже неестественное. Словно какой-то приглашенный ландшафт-дизайнер прошелся вдоль полотна, указуя перстом по сторонам: «Вот здесь скалу надо подрубить, чтобы не выпирала, здесь посадите 67 елей, там лужайку с цветами сделайте». И на этом фоне самое обычное и невзрачное кажется до умиления симпатичным. Какой-нибудь зачуханный центр по работе с клиентами в Бонне удостоился бы максимум презрительного взгляда – сарай с туалетом! – но здесь вписывается в окружающую картинку чуть ли не изысканной иллюстрацией.
Здесь даже ветряки, выплывают таинственно, как тридцать три богатыря из пучины моря-окияна, а в обычных условиях разве что заставляют вспомнить о несчастной судьбе червей, мучающихся мигренью из-за миграции, вызванной вибрацией. Проведите дома эксперимент. Возьмите бытовой вентилятор на длинной «ноге», оторвите защитную решетку и поставьте за спинку кресла. Медленно поднимайтесь, чтобы вентилятор как бы выплывал из-за кресла. Романтично, да? Абсолютная хрень: просто сломанный вентилятор, с непонятной целью поставленный за потертое кресло. Здесь же всё иначе, и ветряк – предчувствие чудес.
Рейнланд-Пфальц весь из себя такой неожиданный: то нависает над вагонами, свысока заглядывая в окна, то наоборот прячется где-то внизу, укрываясь за крышами, как черепаха под панцирем. Единственное, что остается постоянным: из каждого уголка торчит давняя история, которую никакими крышами не скроешь. Хотя формально этой земле менее сотни лет. Земля Рейнланд-Пфальц была образована… французами. После Второй мировой французы крепко задумались, что делать с оккупированными территориями. Вроде бы и не бутерброд, но хапнуть мякиша с маслицем очень хотелось. И поначалу в планах утонченных оккупантов была мыслишка о справедливой мести за поругание Судетской области. К тому же левобережье Рейна было столь живописным. «А не аннексировать ли нам (после честного и открытого референдума, разумеется) эти симпатичные территории?» – примерно так размышляли в правительственных кабинетах Франции. Над Сааром же был установлен французский протекторат, так почему бы не развить успех? Но американцы и британцы, уже создавшие первые земли в ФРГ плотно наехали на слабосильных союзников, мол, будете наглеть, попадете под санкции, узнаете, почём фунт импортозамещения. Французики сделали ножкой и удалились на совещание. В первом проекте было высказано желание порубать регион на два куска: Рейнланд-Гессен-Нассау и Гессен-Пфальц. Но тут появился мудрый киноперсонаж и сообщил, что запоминается только последнее слово, поэтому было решено объединить обе части в одно целое, оставить звучное начало Рейнланд, а сразу же после него короткое, как выстрел (иначе времени на отдых не останется) – Пфальц! Было поставлено только одно категорическое требование: Саар ни под каким соусом не должен быть присоединен к этой земле (Саар был включен в состав ФРГ только в 1957 году, после референдума, само собой). На том и порешили, выпустив 30 августа 1946 года приказ о создании земли Рейнланд-Пфальц.
Но все эти формальности с созданием административно-территориального деления, конечно, никак не молодят саму землю по левому берегу Рейна. История у нее богатая и цветистая, покрытая неимоверным количеством замков. Но не замками едиными европейская земля ценится. Скажем, обычный вокзал в Юнкерате. Юнкерат – это даже не город, а коммуна с населением в 1770 человек, но у неё есть свой железнодорожный вокзал, который может рассказать историю. Печальную, даже где-то трагическую, но если кто-то считает, что история у зданий полна радости и веселья, то приезжайте в Москву. Приезжайте в Москву и спросите у Собянина, где те дома, что были построены до революции.
Как уже было сказано ранее, примерно в этих землях находилось средоточие основных путей из центральной части Европы в западную. У Юнкерата расположение было одним из самых центровых в этом средоточии, что приносило жителям коммуны работу (стало быть, деньги), но вместе с ней чересчур много суеты: как только война, так Юнкерат обязательно становится заметным на картах во всех генштабах. Но именно войне железнодорожный вокзал в Юнкерате обязан своим рождением. Когда в 1867 году Пруссии стало понятно, что войны с Францией не избежать, немчура начала срочно тянуть железнодорожные ветки и строить вокзалы, опасаясь, что иначе эти территории могут быть захвачены наглыми французишками. Юнкерат обзавелся красавцем вокзалом аккурат к заключительной стадии боевых действий – в ноябре 1870 года, когда стало понятно, что французам ничего не светит. Особенной срочности в сооружении уже не было, но не ломать же его! (Хотя, в Кёльне с этим утверждением могли бы и не согласиться.) В Первую мировую здесь был перевалочный пункт с пропускной способностью около 1000 солдат в день (для сравнения: примерно такой же пассажиропоток в день пропускал через себя в 2020 году Великий Новгород с населением 225 тысяч человек). И каждого надо было обслужить, приободрить и наполнить на дорогу фляги водой, а то и чем-нибудь еще. Разумеется, наличие такого вокзала хорошо для той стороны, которая им владеет и плохо для противников. А традиционные противники немцев – французы. Они пришли и поломали немного вокзал. К счастью, не до неузнаваемости. К началу второй Вокзал стал еще краше и удобнее (за счет дополнительных сооружений). И тут началось. Достаточно сказать, что в сентябре 1939-го штат сотрудников вокзала насчитывал 850 (!!!) человек. На этот раз французы уже не стали с ним церемониться, науськав в 1944 году на несчастный Юнкерат союзную авиацию. Вокзалу поплохело, но он держался (к слову сказать, во время одной из бомбежек в 1944 году здесь в щепки разнесло состав с советскими военнопленными). Блин, он держался даже тогда, когда неудачно запущенная ФАУ-1 потеряла управление (передайте это Рогозину, пусть утешится) и вонзилась в северо-западный угол вокзала! Но после того, как силы Вермахта в феврале 1945 года закрепились в Юнкерте и отсюда совершили дерзкие вылазки, порушив чуть ли не все мосты и тоннели региона, французы (а также их приятели) окончательно взбеленились и разнесли транспортное гнездо к щебеням. В июле 1945-го разбежавшихся по горам и взгорьям железнодорожных рабочих попросили вернуться, чтобы реконструировать здание вокзала. Иногда они возвращаются. Они вернулись и сумели это сделать, используя валяющийся в огромных количествах щебень. И вот Вокзал снова в деле, стоит себе, принимает поезда, а памятник восстановившим его рабочим почему-то никто соорудить не догадался.
Только не подумайте, что на всю коммуну кроме вокзала ничего нет, есть тут церкви (две католических и одна евангелистская), магазины, рестораны, школа, детский сад, пансионат с обучением верховой езде, зал игровых автоматов, крытый плавательный бассейн, музей (даже два, два музея!!). Впрочем, ничего лучше вокзала всё равно не найдете, поэтому и выходить не стоит. Главная из церквей, например, построена в 1906 году и самое интересное, что в ней есть – это название: Католическая приходская церковь Святого Антония Падуанского.
Понимая все преимущества передвижения на автомобильном транспорте, иногда завидуешь самому себе, сидящему в вагоне поезда. Оставим в стороне очевидные преимущества, но ведь есть еще такие места, мимо которых проходит только железная дорога, а автомобильных трасс попросту нет. Смотришь в окно и понимаешь, что прототип заставки Windows XP показывают только для пассажиров поезда.
В некоторые места и вовсе запрещено появляться на любом виде транспорта, но для поездов сделано исключение. Например, небольшой заповедник с большим названием Mäuerchenberg, Hierenberg und Pinnert bei Gönnersdorf среди многочисленных правил и запретов имеет следующий пункт: «В заповеднике запрещается ездить на всех видах транспорта». Извините, велобайкеры, но вам тоже придется объехать эту красивую территорию стороной. Помимо прочего, кстати, запрещается высаживать неместные виды растений и выпускать чужеземных животных. Словно бы все только и делают, что ходят в заповедники с вязанками саженцев и корзинами, набитыми мелкими африканскими млекопитающими. Собачники, про вас там тоже есть отдельная статья: запрещается отпускать собак с поводка, хе-хе.
И если вдруг (ну, мало ли) кому-то из вас, непредсказуемые читатели, доведется прогуливаться в этих местах, то пусть не вводит вас в заблуждение небольшая высота здешних холмов и прочих возвышенностей. Шею свернуть можно и на ровном месте. Это я не к тому, что пренепременно доведется упасть ради подтверждения этих слов, и даже не является подводкой к неровно установленному кресту. В конце концов это может быть просто крест, чтобы его было видно из окон проезжающих мимо поездов, чтобы красиво было, чтобы подумать о высоком. А криво он стоит просто потому, что лень было глубокую ямку под него долбить или потому, что от времени покосился. Или потому, что тот, кто его устанавливал, оступился и свернул себе шею на хрен.
Свернуть шею можно без проблем и в городе, особенно в таком, где дом на дом сверху наползает. И вовсе не обязательно акробатическое нагромождение зданий выглядит по-немецки аккуратно (здесь даже один дом могут покрасить участками по количеству квартир), но общая картинка все равно вызывает чувство надежности и безопасности. Возможно, ложной безопасности. И это не подводка к неровно установленной на балконе пальме. В конце концов она могла быть кривой от рождения или потому, что…
А вот флаг соседней земли Баден-Вюртемберг установили очень ровно. Только позвольте спросить, что именно делает он на территории Рейнланд-Пфальца? Забавно, что земля Баден-Вюртемберг еще моложе, чем Рейнланд-Пфальц и была создана никакими не французами, а самими немцами в результате слияния двух кусков Бадена, разделенных во время оккупации на Вюртемберг-Баден и Вюртемберг-Гогенцоллерн. После слияния Баден снова вышел на первое место в названии земли (ну, как снова, до WWII он был единственным, никакого Вюртемберга), а с флагами пришлось поломать немного древки и копья. Дело в том, что исторически Баден использовал желто-красно-желтый стяг, который по наследству и перешел Вюртемберг-Бадену, а в Вюртемберг-Гогенцоллерне решили выпендриться и использовали черно-красный флаг с намеком на черно-белое полотнище Гогенцоллернов и одновременно на старый имперский флаг Германии. Разумеется, поклонники Гогенцоллернов сдавать без боя свою историческую фигу в кармане не собирались. При написании Конституции земли Баден-Вюртемберг вокруг флага рубились не на шутку. Говорят даже, что во время дебатов по поводу флага демонстрационной моделью нового флага (баденцы благородно отказались от одной золотой полосы и представили двухполосный красно-желтый вариант) убили уборщицу, но это наверняка неправда, уборщица выжила, хоть уже до конца дней и не вставала с кровати. А итогом многодневного ристалища стал двуцветный черно-желтый компромисс, в котором желтый цвет (ах, простите, золотой!) символизирует Баден, а черный по-прежнему отсылает нас к славной династии Гогенцоллернов.
И все-таки… Что этот флаг делает в труднодоступном месте на территории Рейнланд-Пфальца? Может быть, это вообще флаг Габсбургской монархии (тот тоже был черно-золотым).
Да, о золоте отдельно надо бы упомянуть, но здесь скорее раскрывается простор для фантазии, чем впечатляет наглядная иллюстрация. Банально, но приходится признать, что по части золота с церковниками сложно тягаться. Не известно доподлинно насчет Бога (в это можно только верить, но увидеть Его и остаться в своем уме еще никому не удавалось), а вот с золотом представители церкви общаться умеют и любят; чем больше золота, тем одухотворённее общение. А кто ещё такой мастак? Разумеется, монархи. В Герольштайне эти две могущественные стихии слились воедино, но не совсем так, как мечталось бы католическому духовенству.
Последний император Германии Вильгельм II был своенравным малым, но он обладал достаточным разумом, чтобы понять: реакционное наследие Бисмарка серьезно сбило планку уровня счастья среди населения. Помимо прочего жесткача Бисмарку особенно не по сердцу были социал-демократы и католики, с которыми Железный Канцлер боролся неустанно, пока не помер. Недавно принявший бразды правления Вильгельм II почти сразу после смерти рейхсканцлера отменил запрет социал-демократов, и католики довольно потирали руки, дожидаясь своей очереди на реабилитацию. Но своенравность кайзера заключалась еще и в том, что он злорадно хихикал, наблюдая, как Бисмарк гоняет тряпками этих напыщенных потомков Римской Империи. В общем, Вильгельм II не только не протянул страдальцам руку помощи, но даже наоборот продолжил измывательства. И одним из самых эффектных актов этого экзорцизма явилась небольшая церковь в заштатном городишке Герольштайн (7617 человек).
Нагорье Айфель (ранее его называли Эйфель, но, чтобы не путать с автором парижской башни, немного поменяли произношение) на религиозной карте мира, если бы католические области закрашивались даже не черным, а серым, было бы куда чернее того места, о котором любят упоминать расисты-извращенцы, настолько здесь были сильны позиции католиков. И вот именно в центре Айфеля по прямому указанию Вильгельма Второго 25 мая 1911 года закладывается первый камень в основание выдающейся церкви Спасителя. Протестантской церкви, заметим, не католической. Церковь строили быстро, казна поставляла средства без перебоев и в таких количествах, что вместо места для моления можно было бы построить место для боления величиной с Газпром-Арену – по тем временам астрономическая сумма в 1.1 миллиона марок. Чуть больше двух лет ушло на строительство. Незадолго до окончания строительства император настоял на том, чтобы самому открыть свое детище и 15 октября 1913 года взмахом перчатки объявил это величественное сооружение вседоступным. Над входом повесили растяжку «МЫ ОТКРЫЛИСЬ!» и действительно распахнули двери. Поначалу народ не понял, зачем нагонять столько пафоса вокруг вполне симпатичного, но не сильно впечатляющего здания в неороманском стиле. А вот когда любопытствующие заглянули внутрь… Миллионы мозаичных камней, покрытых золотом и размещенных под различными углами, заставляют помещение сиять и переливаться в зависимости от освещения. Очевидцы утверждают, что голова начинает кружиться и чувство эйфории подползает к паху, если пристально всматриваться в игры золотых переливов. Церковь Спасителя в Герольштайне является уникальным историческом документом последних дней Германской империи и по праву считается политическим памятником эпохи.
За окном мелькнула башня церкви, и поезд проехал мимо…
Так и проезжают за окном скалы, холмы, церкви, замки… Особенно замки – выше уже упоминалось, что Рейнланд-Пфальц буквально утыкан замками, как Святой Себастьян стрелами. Есть с задиристой историей, а есть утилизированные, вроде Бертрадабурга, что в Мюрленбахе. Если верить преданиям, то в этом замке жила мать Карла Великого Бертрада (отсюда и название Бертрадабург), но документы впервые упоминает о замке только в XIII веке, поэтому скептики, не верящие в легенды (они, наверное, думают, что Иисуса Христа тоже не было), предпочитают называть замок по имени города – Мюрленбах (531 житель). Что там было в средние века, никто толком не знает, но доподлинно известно, что в 1794 году замок был захвачен французами, которые не слишком ценили германские укрепления, а потому порушили старину изрядно, после чего в результате секуляризации в 1802 году продали замок в частные руки. Фактически это были уже руины, которые реставрировали только в конце XX века усилиями новых владельцев (восславим же семью Типельманнов!), правда на 30-метровые ворота с двойной башней их не хватило, поэтому пришлось вложиться государству. И что же у нас в замке сегодня? Отель! Тут даже непонятно, в какую сторону воображение должно рисовать смайлики. Кто-нибудь хочет провести ночь в замке?
Впрочем, учитывая пасторальность окружающего ландшафта, ночевать можно без опасений не то что в замке, а под первым попавшимся кустом. Ну что здесь может угрожать здоровью? Разве только наводнения…
Посмотришь на Килль и подумаешь: «Разве этот ручей способен принести горе людям?» Способен! В июле 2021 года средний уровень реки поднялся до рекордной отметки за все время наблюдений: на 5.9 метра. А в районе общины Кордел – на 7.85 метра. Килль стал одной из основных ударных сил Наводнения-2021, превратившись из мирного ручейка в безумного монстра. Именно Рейнланд-Пфальц понес наибольшие потери и разрушения, за несколько дней превратившись из края с идиллической картинкой в постапокалиптический пейзаж. Из 183 человек (по данным на 18.09.21), погибших в Германии во время Наводнения-21, на Рейнланд-Пфальц пришлось 133 жертвы. Многие городки превратились в руины. Такая себе безопасность, конечно.
Но кто бы мог подумать об этом, разглядывая цветочные поляны в безмятежной Европе 2015 года?
Да, наверное, стоит упомянуть специально и отдельно: почти весь путь усеян пусть не розами, но все равно цветами. Так и хочется выпрыгнуть из вагона и полежать, раскинув руки. Тупо впериться взглядом в облака и вдыхать пьянящий (ибо уже забродил) аромат. Но нет, надо ехать дальше.
Так и продолжается поездка с легким головокружением от цветочного хоровода, чередуя поляны, тоннели, церкви, замки и снова цветочные поляны.
Тут к месту пришелся тот самый Кордел, в котором Килль вздыбился особенно рьяно. Надо же ради справедливости и католическую (если уж совсем буквоедствовать – римско-католическую) церковь запечатлеть.
Сама по себе церквуха – так себе, ничего особенного. Опять же, одним из главных её достоинств является название – Церковь святого Аманда и святого Ведаста. Умеют католики называть свои объекты, ничего не скажешь. Называется церковь так в честь своих покровителей Амандуса Маастрихтского и Ведастуса Аррасского. Тут немного начинает пробивать на хи-хи, потому что напиши я, что церковь назвали в честь Богемианса Спалетского и Капидаструса Койкобургского, никто бы всё равно проверять не стал, да и не смог бы, наверное, столько святых развелось. Смеху добавляет то, что во Франции Ведаста кличут Гастоном. Но есть и в такой серенькой (не по цвету, конечно, ибо сложена она из желтого песчаника) церкви своя изюминка, свой кунштюк – история с колоколами (святой Кунштюкус Колоколосский).
Церковь св. Аманда в Корделе строилась примерно в то же время (1865-1867), что и Кельнский собор, и примерно в том же стиле – неоготика с элементами модерна. И строилась она на месте старой деревенской церкви. Старую кособокую церквушку романского стиля снесли без сожаления, а единственная ценность – три бронзовых колокола XVI века – была аккуратно пристроена в новой на радость и страдания прихожанам и неприхожанам, потому что даже протестантам приходилось мучиться мигренью по католическим праздникам из-за звонкости старинных колоколов. Полвека голосили колокола, а во время Первой мировой какой-то предприимчивый фриц предложил переплавить ценную бронзу на пуговицы для солдатских мундиров и пихнуть их в госзаказ. Так и сделали, благородно оставив Корделу самый маленький и хрипучий колокол. Маленький сняли (все равно его никто не слышал) и повесили на кладбище для озвучки похорон. Мальцу, надо сказать, повезло, он висит там и сегодня. А в 1921 году приход заказал три новых колокола, которые и были отлиты в Саарбурге компанией «Mabilon» на деньги прихода. Памятуя о печальной судьбе предшественников, колокола отлили на этот раз из стали (кому придет в голову делать стальные пуговицы?!). Недолго музыка колокольная играла. В 1941 году колокола конфисковали, а 9 марта 1942 года их переплавили на оружие. Сдались вам эти колокола, родные?! На этот раз корделогородцы не торопились, но после того, как в СССР сдох Сталин, они решили, что теперь-то войны уже точно не будет, и заказали в 1953 году отлить еще три колокола. И тут же – на всякий случай – дозаказали еще один, большой, с электрическим приводом. Представляете, с каким чувством эти колокола в очередной раз устанавливались на колокольне св.Аманда?
На этом дорожные истории закончились и даже живописные развалины с установленным на самом верху государственным флагом ничего интересного уже не рассказали.
Потому что сеанс в передвижном кинотеатре заканчивается. Вместо титров вдоль экрана растянулся достославный Мозель, а это значит, что поезд приехал именно туда, куда следует. Просьба покинуть кинозал.
