ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
Новостные агентства дружно рапортуют, что европейский туризм у жителей России перестал пользоваться популярностью и проигрывает конкурентную борьбу внутреннему туризму. Ну, это вроде как органы чувств уступают в конкурентной борьбе внутренним органам. Среди наиболее пострадавших называется Финляндия, потерявшая по подсчетам 34 процента русских туристов. Может быть, оно и так, но по заполненному «Шарику» и полному пассажиров салону на рейсе Москва-Хельсинки это было не заметно. Полетели.
Финляндия – страна озер. Этому учат со школы. При подлете к Хельсинки выяснилось, что там еще острова есть.
Много островов.
Путь от аэропорта сразу же настраивает на местный колорит: здесь есть еще и скалы.
Много скал.
Дорожное впечатление: мотоциклисты в Финляндии не носятся, как хомячки по сковородке, а дисциплинированно соблюдают скоростной режим. Это позволяет фотографировать их спокойно и без суеты.
А вот дома в пригородах столицы не впечатляют: такое впечатление, что едешь по какому-нибудь Долгопрудному, только с очень аккуратными домами без печати извечной просьбы капремонта. Да, наверное, стоит предупредить, что билет на автобус «Финн Эйр», следующий прямиком до ж/д вокзала, стоит 6.30 евро (по обменному курсу это получилось примерно 365 рублей, а если брать сразу туда и обратно, то такой билет обойдется в 11.50, т.е. около 666 рублей).
Впрочем, надо признать, что встречается и нечто более изысканное. Но тон не задает.
В непосредственной близости от вокзала установлен конный Маннергейм. Его в Финляндии уважают, любят и чтят, как национального героя, сумевшего отстоять счастливую европейскую жизнь для бывшего куска Российской империи. И чем больше финны посещают (в поисках ли водки, или чего другого) Санкт-Петербург и другие не отколовшиеся административно-территориальные единицы РФ, тем больше они уважают, любят и чтят знаменитого военачальника. Он не увеличил территорию страны, но дал возможность жить на имеющейся по-человечески. В общем-то, мы тоже можем им гордиться: как-никак прослужил 30 лет (с 1887 по 1917) в русской армии, пройдя путь от корнета до генерал-лейтенанта.
Нынешние финны совсем не воинственны, а миролюбивы и жизнерадостны. Будто бы приглашают: радуйтесь жизни вместе с нами.
Казалось бы, приехал в Европу, окунулся в иной мир, тем не менее в Хельсинки вас будут постоянно преследовать призраки (и самые обычные люди во плоти) из России. Здесь очень многое напоминает наше родное, исконное, русское. Даже афиши на мусорных ящиках.
Кстати, о мусорках надо сказать особо: так же, как и в Москве, найти их совсем непросто, а подчас даже сложнее. Из этого закономерно следует наличие под ногами мусора. Да, конечно, здесь с мусором стараются расправляться оперативно, но нет-нет, а запнешься о пластиковый стаканчик или пнешь в сторону упаковку от мороженого (да, северные люди едят мороженое в любую погоду). Этого добра немного, но встречается: почувствуйте легкое дуновение родины.
Отель «Helka» оказался в пяти минутах ходьбы от вокзала. Будущим гостям Хельсинки можно смело его рекомендовать в качестве удобного, комфортного и недорогого места проживания: две ночи на двоих обошлись в 7800 рублей (т.е. 1950 рублей ночь на человека). В стоимость проживания входит и завтрак, но о нем позднее, когда наступит утро следующего дня. С окнами в номере на втором этаже, правда, нам не очень повезло: они вздумали выйти (потрясающий, конечно, речевой оборот: окна выходят – подожди-ите, как же мы без вас!) прямиком на крышу внутреннего двора.
Сам номер достаточно просторный, с душем/туалетом, феном, чайником, холодильником и мини-баром. Вот только кровати разъезжаются.
Выходим из отеля в город и сразу же диво дивное: пешеходно-велосипедная трасса, вырубленная между двумя автодорогами прямо посреди улицы. Чтобы удобнее было ходить или крутить педали, не останавливаясь на светофорах. Забота о безмашинной части населения прямо-таки удивительная. А если учесть, что ходится по улицам Хельсинки легко, без толкотни и протискиваний (если не крутиться, конечно, в будний день в районе вокзала), то и вовсе непонятная. Но милая.
Что же касается автомобилей, то Финляндия напоминает Россию большим количеством допотопных моделей, которые эксплуатируются десятками лет, хотя их место – на музейном приколе, в Мюлузе, например. Вот вам привет из семидесятых: Шевроле Корвет C3. И ничего, гоняет.
Вот еще один «семидесятник» – Ягуар XJ6. А при желании можно встретить машины и постарше. Много классических «жуков», и совсем не встречаются электромобили, что странно.
Историческая часть города невелика, чтобы ее осмотреть, транспорт не понадобится. Да и заблудиться трудно: в какую сторону не пойди, а минут через десять обязательно выйдешь к берегу. И снова типичные финские домики: строгие коробки без выкрутас и фантазерства.
Теперь о высоком. Финны – хитрый народец. Для большей доходности они удумали свою Национальную художественную галерею порубать на три части и разнести в три разных места: Синебрюхов, Атенеум и Киасма. За каждый из трех музеев берется отдельная плата. Правда, с Художественным музеем имени Синебрюхова (основал его потомок того самого Синебрюхова, который создал пивоваренную компанию Sinebrychoff, контролирующую нынче 48% жижи, столь любимой финнами) нам откровенно повезло: был день бесплатного посещения, поэтому начинаем с Синебрюхова.
Последний мужчина рода Синебрюховых – Пауль – женился на шведской актрисочке с провокационным именем Фанни. Она-то и подбила своего муженька на невиданную глупость: тратить все заработанные непосильным трудом деньги на бесполезные в хозяйстве картинки. В результате упорного собирания коллекция Пауля и Фанни разрослась до поразительных размеров и стала самой крупной частной коллекцией Скандинавии. В 1904 году служанке несуществующей музы изобразительного искусства, а так же ее мужу-подкаблучнику пришлось переезжать в просторный особняк на Булеварди, т.к. картинам уже решительно не хватало места. После смерти Фанни в 1921 году (через 4 года после смерти Пауля) всё добро было (согласно завещанию) передано государству.
Коллекция действительно богатая.
«Пигмалион и его статуя» Луи Жан-Франсуа Лагрене (1725-1805). Четыре картины этого французского художника находятся в России в музее академии художеств в Питере.
Кроме картин в музее стоит посмотреть и на интерьер: вот так жили раньше обычные пивовары.
Иногда убранство кажется несколько безвкусным, но сложно требовать от фанатиков-коллекционеров какого-то стиля. Всё в дом.
А вот здесь господа Синебрюховы изволили кушать.
Ладно, вернемся к картинам.
«Лукреция» Лукас Кранах (Старший) (1472-1553). Немец, придворный живописец, а по совместительству – сторонник Реформации и хороший друг Лютера (один из самых известных портретов Мартина Лютера принадлежит перу Кранаха). Картины этого противоречивого человека и одаренного художника можно посмотреть также в Питере (Эрмитаж) и Москве (Музей им. Пушкина).
«Христос и самаритянка» Джузеппе Марулло (умер в 1685 году в Неаполе). Картина обращает на себя внимание тем, что самаритянка не выглядит бедной и скорее предлагает, нежели просит. Ох уж эти макаронники…
«Vanitas» (пер. – суета, тщеславие), 1661, Edwaert Collier (1640-1707).
Браво, фламандец! Для всех правителей конец один. Картина актуальна спустя века. Вот что надо в кабинетах чиновников вешать, пожалуй.
Коли уж добрались до фламандцев, то стоит упомянуть о том, что Синебрюховы тащились от фламандцев и накопили их весьма значительное количество. Иногда доходит до смешного.
«Семейный портрет», Николас ван Хельт Стокаде (1614-1669).
Вот скажи, Николас, почто так семейство обидел? Почему у всех такие лица? А куда при покупке Пауль и Фанни смотрели?
Напоследок – сладкое:
«Читающий монах», Рембрандт.
Комментарии излишни.
Выходим. В Хельсинки много домов из некрашеного кирпича. Аскетично, сурово, отчасти мрачно.
А пешеходная часть тротуара обозначается в противовес миленьким логотипом. Здесь, правда, кто-то уже оставил свой собственный след.
Детей здесь не только за ручку водят, но и в коробчонках возят. Трехколесные велосипеды (с двумя колесами впереди) для Хельсинки – не диковинка. Часто цепляют впереди вот такой кузов и перевозят в нем все, что угодно – от детей до холодильников.
Если надо что покрупнее перевезти, то в этом мы финнам помогаем.
Тротуары во многих местах из булыжника. И надо заметить, что этот булыжник по своей пригнанности и ровности скорее родственник русскому, нежели европейскому, пусть и не столь беспощадный. Посмотришь на иную дамочку, которая, несмотря на дрожь в ногах, преодолевает такой тротуар на высоком каблуке, и сразу вспоминаются московские тротуары, а на глаза слезы наворачиваются.
Как и в русских городах некоторые заборы, а также мусорные ящики, плакаты и изредка даже стены(!) покрыты наскальной живописью неандертальцев. К чести финнов надо признать, что у них росписи более понятны, чем русские. Вот, например, на этой фотографии все понятно: «Хер куллиста. Компания Neste представляет».
Вот что не по-нашенски – большое количество подземных парковок.
Только местные все равно на улицах паркуются.
И даже во дворах. Но строго на отведенных местах. Если во дворе нарисовано одно место для парковки, то вторую машину никто не поставит.
Во дворах, как можно заметить, все весьма скромненько. Аккуратно, чисто, но по-спартански скупо. Как таковых дворов в старой части города практически нет. Порой доходит до абсурда: а из нашего окошка только кирпича немножко…
Даже фонари не часто радуют своими формами.
Все внимание уделяется внешнему виду домов. Это позволяет экономить бюджет и… наверное, это правильно.
Улицы в Хельсинки действительно красивые. И очень много красивых домов, которые удачно разнообразят неприхотливую архитектуру окраин и отдельных современных жилых вкраплений в исторической части. Но вот вам еще одна типично русская черта: лампы уличного освещения, висящие на проводах, протянутых поперек улиц. Это первый европейский город, где пришлось крутиться ужом, точно так же, как в России, чтобы снять понравившееся здание.
А еще много скульптур. Многие стоят без табличек и пояснений. Вот, например, охотница. Кого так старательно выцеливает юная Диана?
Уж не церковь ли?
Церквей в Хельсинки тоже хватает, но что самое приятное: они все разные. О церквях еще будет время поговорить, а пока – до следующей части.
