top of page

Евро-2015 в картинках. Часть 15: Музей Крёллер-Мюллер, Оттерло, Нидерланды.

Грязный Блогга

Обновлено: 17 июн. 2021 г.

СЕРОЕ НЕБО, БЕЛЫЕ ВЕЛОСИПЕДЫ



Очки были залиты водой, капли дождя протискивались между ресниц, а руль скользил под руками и норовил вырваться на свободу – не лучшие исходные данные, чтобы оценить траекторию движения и красоту окружающего ландшафта. Переднее колесо влетело в мокрый песок с плотоядным чавканьем, а дурацкий руль в этот же миг постарался развернуться на 90 градусов. День подобно Чапаеву одной рукой греб в сторону вечера, а мы крутили педали, столь же мокрые, как легендарный пловец через Урал.


Как же нас туда занесло? Пожалуй, придется рассказать с самого начала.


Жорж Леммен (1865-1916). «Заводы на Темзе», 1892.



Началось всё с того, что мне в какой-то момент начал дико нравиться пуантилизм. Нет, началось не с меня, а с Борисыча (он же – Андрей Борисович Купцов). Андрюха – натура утонченная и в силу плохого зрения (сужу по себе) стремящаяся к красоте – в один из депрессивных дождливых дней по пути на работу обходил лужу и чуть не воткнулся носом в стекло газетного киоска, за которым было выставлено несколько репродукций известных картин в рамках формата А5 или около того. До работы он добрался с мокрыми ногами и парочкой картинок. Время не успело оглянуться, а стопка из картинок в кабинете Борисыча достигала в высоту уже метра полтора. Таланты требовали поклонников, поэтому выбрав самые подходящие (по его мнению) картины, близорукий друг и коллега украсил ими наши рабочие места. Мне достался, само собой, Сальвадор Дали. Но запасы сокровищницы жгли мошну филантропу и на смену уже привычным для нас картинам пришли новые. На этот раз (учитывая наши пятничные беседы об искусстве) на стене рядом со мной вместо отправившегося на заслуженный отдых «Постоянства памяти» появился «Завтрак» нежно любимого мною Поля Синьяка. В ближайшую пятницу ребром встал вопрос: а где же висит оригинал «Завтрака»? Расплескав по стаканам 12-летней вискарь, мы начали гуглить. Тут-то я и попал.


Хендрик ван Клев (1525-1589). «Строительство Вавилонской башни», кон. XVI века.



Выяснилось, что «Завтрак» висит в каком-то нидерландском захолустье со звонким названием Оттерло. А вот дальше всё стало куда интереснее. Картина обретается не в самом Оттерло, а рядом с ним: посреди заповедной территории национального парка Де-Хоге-Велюве (общая площадь почти 55 кв. километров) расположен художественный музей Крёллер-Мюллер. Что же меня окончательно добило, и я проникся необходимостью попасть в это укрытое от бога и людей (не совсем так, но общее количество посетителей за весь 2015 год составило всего 380 тысяч – что, конечно, мало по сравнению с топовыми музеями) место? Во-первых, в этом музее находится вторая в мире по величине (после амстердамского музея Винсента) коллекция картин Ван Гога. Во-вторых, музей расположен на живописной территории национального парка. В-третьих, – и это самое главное! – от ворот парка до самого музея добираться посетителям предстоит на белых велосипедах, которые предоставляются в пользование совершенно бесплатно. Белые велосипеды, факин джизус, это же грёбаная машина времени!


Клод Моне (1840-1926). «Портрет мисс Гууртье ван де Штадт», 1871.



Середина 60-х, Амстердам. Анархистское контркультурное движение The Provos (от нидерландского слова «provoceren»провоцировать) помимо своих бесконечных мирных провокаций полиции (попробовали бы они отчебучить что-нибудь подобное в современной России, уже после первой акции сидели бы по статьям об экстремизме и терроризме) прославилось серией Белых планов, направленных на улучшение жизни. Самым известным стал План Белых Велосипедов (в Амстердаме план может быть каким угодно), по которому муниципалитету предлагалось купить 20 тысяч велосипедов, сделать их общественной собственностью и бесплатно предоставить в пользование горожанам, полностью запретив въезд в центральную часть города на моторизованном транспорте. Каким же прекрасным этот план кажется до сих пор (например, закрыть от автомобилей Москву внутри Садового – это ли не прекрасно?!), но муниципалитету что-то в нём не понравилось. Возможно, администрации Амстердама претил белый цвет (эта аллергия оказалась заразной и передалась через полвека российским властям) или взяла обида за то, что до такой козырной идеи додумались не лучшие граждане города, а анархическая шпана, так или иначе, а покупать 20 тысяч велосипедов для бесплатной раздачи жителям чиновники отказались. Тогда Provos решили действовать самостоятельно: они выкрасили 50 велосипедов белой краской и оставили на улицах для бесплатного пользования. Полиция немедленно конфисковала велосипеды, так как они нарушали закон о запрещении оставлять велосипеды, не заперев их, и… вернула владельцам, то есть активистам Provos. Ха! На следующий день все белые велики снова оказались на улицах, только запертые на цифровые замки. Коды замков были аккуратно написаны на рамах. Все же Анархия – если и не мать, то как минимум старшая сестра Порядка. Песня NAZARETH «My White Bicycle» (на самом деле это кавер группы TOMORROW) посвящена именно этим событиям.

Ну и что, имел ли я историческое право отказаться от поездки в Нидерландах на бесплатном белом велосипеде (кстати, на территории Де-Хоге-Велюве действует запрещение оставлять велосипеды запертыми)? Дурацкий вопрос.


Огюст Ренуар (1841-1919). «Музыкальный клоун», 1868.



Если вы ничего не слышали про Оттерло и музей Хелен Крёллер-Мюллер, но вдруг захотели там побывать, то вот вам несколько ценных советов. Можно поехать целенаправленно, оплатив поездку до музея и обратно. Это обойдется вам дороже на 40 евро и один час времени по сравнению с самостоятельной поездкой, а можно – значительно быстрее и дешевле. Раскрываю секреты.


Поль Синьяк (1863-1935). «Мант», 1899 или 1900.



Во-первых, в Оттерло нет железной дороги, поэтому покупать туда железнодорожные билеты бесперспективно. Мы попробовали и едва не стали счастливыми обладателями билетов до Ватерлоо. Во-вторых, чтобы попасть в Оттерло, официальные конторы предлагают билет до Арнема, а там автобус подвозит непосредственно к воротам в парк (В парк есть три входа: Оттерло, Схарсберген и Хундерло. От входа в Оттерло до музея ближе всего – 3 километра). Не слушайте никого и покупайте билет до Эде (в городе две остановки электропоезда, нужно выходить на второй, рядом с автовокзалом), там садитесь в автобус и езжайте в Оттерло. Рейсовый автобус к воротам в парк не подъезжает, поэтому от остановки до касс придется пройти пешком метров 200-300. Немножко прогулялись по Оттерло (мимо кафе «Винсент» и двориков со здоровенными репродукциями картин Ван Гога) и имеете право смело смотреть на организованные группы свысока. По прибытии на место можно купить билет просто в парк (это дешевле), но брать надо Парк+Музей за 17.6 евро на человека. И всё, проходите через ворота на велопарковку, выбираете велосипед по размеру души и катитесь, следуя указателям.


Поль Синьяк (1863-1935). «Кольюр, колокольня, Опус 164», 1887.



Я бы хотел сказать, что нам дался этот путь без каких-либо затруднений, но это будет неправдой. Счастливо избежав поездки в Ватерлоо, мы не сумели избежать бесконечного и серого, как правление Путина, выматывающего нервы зябкого нидерландского дождя. Фотоаппарат доставать не представлялось никакой возможности. Велосипеды… Я бы назвал их водными, но по моим детским воспоминаниям водные велосипеды были куда суше. А рули у прогулочных великов – специальное пыточное приспособление, предназначенное для того, чтобы за них крепче держаться при падении, а не направлять велосипед в нужную сторону. Так или иначе, но через километр-другой к рулю привыкаешь, а через три, когда влетаешь в здание музея, напоминая собой облитого дихлофосом таракана, привыкаешь и к дождю.


Жорж Сёра (1859-1891). «Канкан», 1889-1890.



В музее очень вкусный кофе, но он никакого отношения к основательнице галереи не имеет. Хелен Эмма Лаура Джулиан Мюллер родилась в семье немецкого промышленника, в 19 лет вышла замуж за делового партнера отца Антона Крёллера и уехала жить к нему в Нидерланды. Казалось бы, что от осинки… Но нет, дамочка оказалась с твёрдым характером и ясной жизненной установкой. Для начала Хелен родила мужу четырех детей, а потом занялась собой, обучаясь искусству у нидерландского искусствоведа Хендрикуса Бреммера. Именно ему музей обязан своим существованием, так как именно Хендрикус намекнул многодетной мамаше, куда она может потратить привалившее наследство. Тратить деньги Хелен начала в 1908 году, строго следуя жизненному плану: сначала семья, которой было отдано без остатка 20 лет, потом развлечения. Бреммер, хвала его провидению, посоветовал сосредоточить основные усилия на современном искусстве. В основной круг «поражения» финансовой артиллерии Хелены вошли Редон, Синьяк, Мондриан, Сёра, Пикассо и, разумеется, Винсент Ван Гог, у которого были куплены 91 картина и 185 рисунков. Не в последнюю очередь Ван Гог обязан своей популярностью этой активной дамочке, которая с выставками его картин исколесила всю Западную Европу.


Жорж Сёра (1859-1891). «Воскресенье в Порт-ен-Вессин», 1889-1890.



Не всегда упрямство Хелен Крёллер-Мюллер шло на пользу делу. Например, Берлаге, мечтавший построить для музея здание, подходящее не только функционально, но и отражающее масштаб содержимого, устал от бесконечных придирок и свалил из проекта (а ведь помимо Биржи Берлаге мог быть и Музей Крёллер-Мюллер-Берлаге!). Но в главном арийский характер Хелены оказался чрезвычайно полезен: она отказалась передавать всё своё богачество по наследству, основала Фонд Крёллер-Мюллер и передала семейное поместье со всеми потрохами в виде картин, скульптур и строений государству. На территории поместья был разбит национальный парк Де-Хоге-Велюве, а музей стал местом исключительно общественной пользы и получил статус ANBI.


Поль Синьяк (1863-1935). «Два кипариса, Опус 241 (мистраль)», 1893.



И на этом можно было бы оставить уже личность основательницы и рвануть на просмотр по залам, но стоит задержаться еще на мгновение. Хелен была немкой. Немкой, живущей в Нидерландах. А теперь представим, что она живет в наше время, что зовут её Лена Мюлина, что её папа – не немецкий промышленник, а советский партийный функционер высшего эшелона, пусть и вышла она замуж опять за нидерландского бизнесмена. Дальше можно не разъяснять параллели. Елена Мюлина с радостью восприняла новость о победе на выборах «Единой России» и Владимира Путина. Она видела в Путине человека, который поднял Россию с колен и сделал её великой и сильной. «Теперь с Россией снова стали считаться», – говорила Лена. Все эти годы она поддерживала путинизм. Двое сыновей стали членами ЕР. В июле Елену даже лично представили российскому диктатору… Сейчас мы здесь. До 1 сентября 1939 года осталось меньше двух месяцев.


Одилон Редон (1840-1916). «Химера (фантастический монстр)», 1883.



Оставим Хелен рядом с Антоном на кладбище, пора осмотреться. Музей состоит из двух крыльев. Первое – это временные экспозиции и всякое разное из собранного, второе – картины Ван Гога и его друзей. Вкусное, конечно, предпочтительно оставить на третье, поэтому начинаем с горячего, а на территории временных экспозиций и всякого прочего весьма горячо, уж поверьте.


К своему стыду, Одилона Редона я открыл для себя только в Оттерло, что само по себе позорно, но с другой стороны – очень даже восхитительно. Увлечение Редона символизмом идеально легло на все эти путешествия, открытия и испытания. Зачатый в Новом Орлеане Бертран Редон родился в Бордо, куда молодая пара рванула, чтобы произвести на свет утонченного французика, а не красношеего американца. Возможно, Бертран был чересчур утончен, потому что свое прозвище «Одилон» он получил от материнского имени (Одиллия). Что делать утонченному ребенку во Франции? Ну не в футбол же играть. Одилон начал рисовать и вполне успешно. Представляете, как обливалось кровью сердце отца, который смотрел на мальчонку с женским прозвищем и с кисточкой в руке? На семейном совете было решено пойти на компромисс, и молодое дарование начало готовиться к будущей карьере архитектора («Сына и дерево уже не прошу», – любил говаривать папаша).


Реплика в сторону: кстати, с первого взгляда я был уверен, что здесь Редон изобразил Иисуса (уж слишком символично). Как же я улыбку не заметил?!


Одилон Редон (1840-1916). «Священное сердце (Будда)», 1883.



Вот только непреодолимой преградой на пути к славе архитектора стали экзамены. Одилон не смог их преодолеть даже со второй попытки: прямые линии никогда не были его коньком. Архитектором юноша не стал, но опыт работы с камнем и одноцветного рисования приобрел. Куда идут все неудавшиеся архитекторы? Правильно, в скульпторы. Казалось что правильно, но оказалось очередным фиаско: просиживать неделями над куском камня с молотком в руке – это ли судьба для утонченных? Редон резко метнулся в объятия литографии и гравюры. Движение было слишком резким и по инерции вынесло его в армию, где он провел один год, пытаясь сохранить целостность органов во франко-прусской войне вплоть до её окончания в 1871 году. И это первое, что получилось у вполне зрелого лба, добравшегося до четвертого десятка лет своей жизни. Руки были слишком целыми и буквально чесались от творческого зуда. Думаете, он повторил судьбу Дзюбы? Нет, уже ясно, что утонченным особам футбол противопоказан – Редон начал оттачивать мастерство литографа, попутно марая листы углем, ласково называя свои произведения «моя чернь».

Увы, но хоть какую-то известность Одилон Редон приобрел только в 1884 году, благодаря… книге: Жорис-Карл Гюисманс написал культовый роман «Наоборот», ставший библией декадентства, где главный герой романа – декадентствующий аристократ – собирает рисунки Редона. На шестом десятке зачатый в Америке литограф понял, что в очередной раз потянул пустышку. И, отодвинув монохром на запасный путь, обратил всё своё усердие на пастель и масло. Тут-то фишка и поперла.

Далее все было идеально: заказы, выставки, призы, Орден Почетного Легиона и спокойная смерть в неспокойное время в городе Париже в начале июля. Его пример другим наука: не переставайте искать себя, может быть, вам тоже стоит переключиться с угля на масло.


Одилон Редон (1840-1916). «Деревья», 1875.



Как ни странно, но на разноцветное творчество Редона, помимо войны и экзаменов по архитектуре, мощно повлиял Анри Фантен-Латур, который стойко придерживался реализма, но постоянно косил глаз в сторону символизма.


Анри Фантен-Латур (1836-1904). «Портрет Евы Каллимаки-Катарги», 1881.



Но Редону – редоново, а пуантилистам – точки. Музей Крёллер-Мюллер обладает богатейшей коллекцией пуантилизма и его разновидностей. Есть там милые и скромные картинки, способные украсить домашний интерьер. Еще один литограф (на этот раз местный – из Амстердама) Ян Аартс любил пробавляться на досуге новомодными течениями, в том числе макнул свои пальцы и в пуантилизм.


Йоханнес Иосиф (Ян) Аартс (1871-1934). «Дюнный пейзаж», 1895.



А вот бельгиец Тео Ван Риссельберг окунулся в пуантилизм с головой. С того самого момента, когда он увидел картины Сёра (ну а кого же еще?), Тео влюбился в этот экзотический стиль на долгое время. Они почти сразу стали друзьями и пошли по жизни, оставляя за собой точки в огромном количестве. И только после смерти своего друга и наставника Тео начал переключаться на импрессионизм (и в силу возраста – на женские ню), в результате чего из известного и уважаемого пуантилиста превратился в одного из величайших неоимпрессионистов. Портрет жены художника высотой почти во всю стену, выполненный из точек, впечатляет.


Тео Ван Риссельберг (1862-1926). «Портрет Марии Ван Риссельберг-Монном», 1892.



Помимо прочих радостей в галерее выставляется истинный шедевр кроссовера. И сразу становится понятно, почему Ван Риссельберг добился высочайших вершин не в чистом виде соревнований типа «пуантилизм» или «импрессионизм», а именно в как бы синкретичной дисциплине «неоимпрессионизм». Такой легкий, искрящийся и обворожительный синтез пуантилизма с импрессионизмом не давался, пожалуй, больше никому. Эдуард Мане съел бы от зависти свою «Олимпию», закусив многочисленными завтраками на траве, если бы прожил достаточно, чтобы увидеть картину Тео Ван Риссельберга.


Тео Ван Риссельберг (1862-1926). «В июле – перед полуднем во фруктовом саду», 1890.



Внимательный читатель знает наверняка, что с пуантилизмом нам предстоит встретиться еще раз в следующей части, а здесь временную точку в знакомстве с ним ставит еще один бельгиец и неоромантик (а по совместительству – пламенный модернист) Анри Ван де Велде. Не сказать, что именно по этой картине можно судить о его творчестве, но исключения встречаются у всех, в том числе и у новых романтиков. Впрочем, довести пуантилизм до высасывающего душу декадентства – тоже дорогого стоит, пусть и является приметой юношеского максимализма.


Анри Ван де Велде (1863-1957). «Сумерки», 1889.



Но если уж мы заговорили про декадентство, нуар, эстетику увядания и темные стороны души, то невозможно не вспомнить про очередного бельгийца с вычурным именем – Вильям Дегув де Нункве. Разумеется, никто в окружении не собирался ломать язык, поэтому современники звали его просто Нунк. Родился будущий Нунк во Франции только потому, что его родители-аристократы не успели (в отличие от родичей Редона) метнуться на роды в Бельгию, чтобы произвести на свет не утонченного французика, а пытливого бельгийца. Но их извиняет то, что в это время на территории Бельгии было неспокойно из-за франко-прусской войны. Но как только она закончилась (все помнят, что это 1871 год), сразу же укатили из Франции и растили сына как истинного бельгийца.

Повоевать Вильяму не удалось, поэтому пришлось учиться рисовать (а чем еще было заняться сыну аристократов?). В академии искусств депрессивному юноше со взрывным темпераментом было скучно, так что пришлось учиться самостоятельно. И вырабатывать свой собственный стиль – тоже. Обычно Нунка причисляют к символистам (что совсем не удивительно, достаточно посмотреть любые пять-шесть картин франко-бельгийца), но истинное творческое лицо художника всегда выглядывало из зеркала постмодернизма. По большому счету Вильям не разгадан до сих пор, ведь, как и полагается настоящему бельгийцу, он сам и его творчество полны таинственности. Его живопись понять нельзя, но можно лишь почувствовать, и в этом его творчество максимально приближено к музыке. Он был источником вдохновения для многих. Рене Магритт написал свою серию «Империя света» под влиянием его «Слепого дома». Даже тогда, когда символизм остался далеко позади, а на новых холстах оставались только пейзажи, творчество Нунка продолжало полностью соответствовать его же словам: «Чтобы нарисовать картину, всё, что вам нужно сделать, это взять несколько красок, нарисовать несколько линий и заполнить остальное чувствами».

В Оттерло хранится самая большая коллекция картин, гравюр и рисунков Дегува де Нункве.


Вильям Дегув де Нункве (1867-1935). «Черный лебедь», 1895.



Один из самых закадычных дружбанов Нунка – нидерландский художник Ян Тороп – тоже представлен в музее Крёллер-Мюллер. И тоже чувственно, одиноко, с оттопыренным мизинцем. На самом деле этот знаменитый нидерландский мастер кисти и угля был настолько всеяден, что проще сказать, в каком стиле он не писал. Столь богатая стилевая палитра не осталась без должной благодарности сограждан, ведь любой нидерландец мог найти у Яна Торопа что-нибудь для себя: реализм и сюрреализм, религиозные произведения и ар нуво, пуантилизм и символизм, неоимпрессионизм и постимпрессионизм, да что угодно – сладкое и горькое, грустное и веселое, страшное и красивое. Не удивительно, что почти в любом городе Нидерландов есть улица Яна Торопа. В России – Ленин (еще тот «художник»), в Нидерландах – Тороп.


Ян Тороп (1858-1928). «Звуки органа», 1889-1890.


Шарли, глазастая дочь Яна, тоже стала художником (или сейчас правильно писать художникой?). На самом деле Шарли (Чарли) – это её псевдоним, потому что имя папа дал ей весьма цветистое, но использовать его в реальной жизни было не очень удобно: Анна Каролина Понтье. Рисовала она контрастно, с большим упором на линии. Можно искать такому выбору различные объяснения, но основная версия утверждает, что на Шарли произвел неизгладимое впечатление кинематограф 20-х, когда и выработался её авторский почерк. На картинах регулярно появляются фронтальные фигуры, словно освещенные лампами на съемочной площадке – эдакий нуар изнутри, рентгенография съемки синематографом. Наиболее отчаянные из критиков даже называли её стиль «вырожденным кубизмом» (что бы это ни значило).


Шарли Тороп (1891-1955). «Два яблока в листве», 1939.



Дамочка рисовала натюрморты, портреты, женскую обнаженку, пейзажи, но больше всего она любила рисовать себя (что где-то сближает её с Рембрандтом) и свои большие глаза. Она рисовала себя настолько безжалостно и вместе с тем реалистично, что портреты получались нереальными до сказочности. Словно бы на картине изображен не обычный человек, а чопорная волшебница из британских сказок. Всё та же контрастность, сильные линии и… выпученные глаза. Разве это может быть красиво? Но её картины – это рассказ не о красивом, а о притягательном. В неё легко влюблялись (несмотря на то, что Шарли была счастлива в браке и родила двух сыновей), ей посвящали стихи: одним из её любовников был Хендрик Марсман, знаменитый поэт, чьё произведение «Вспоминая Голландию» было названо «голландской поэмой века».

Стоит ли дополнительно упоминать о том, что самая большая коллекция картин Шарли Тороп находится в музее Крёллер-Мюллер?


Шарли Тороп (1891-1955). «Автопортрет», 1943-44.



Но чем дальше вглубь, тем современнее и смелее становились вывешенные на стенах картины. Больше того, им было мало висеть, некоторые произведения выставлялись в шкафах, поскольку повесить масштабные угловатые конструкции из пластика, холстины, металла и стекла было проблематично. Казалось бы, что в этом такого неестественного? Всё это является современным искусством и переход от импрессионизма или модернизма к абстракционизму должен быть не так уж и заметен. Казалось бы. Но как вы считаете, будет ли незаметен переход в стриптиз-клубе от танцев на шесте к бизнес-коучу в костюме? Обратите ли вы внимание, если на детском утреннике после клоунов на сцене начнется борьба голых девиц в шоколадном соусе? Да вы даже в цирке после дрессировщиков не воспримете естественным образом минометчиков.


Жан Метцингер (1883-1956). «Всадница», 1924.



А заряды, надо признаться были мощными. В основном это были заряды неприличного смеха (с риском обратить на себя внимание обслуживающего персонала). И если, например, к смысловой и изобразительной составляющим творчества Мондриана у нас раньше были вопросы, то в чертогах Крёллер-Мюллер он вдруг предстал настолько простым и понятным, что даже возникло какое-то метафизическое родство. Братцы, ведь Мондриан не просто разлиновывает холст. Он не просто создает на полотне прямоугольники. Он еще их время от времени раскрашивает! Последователи реально забили на краски болт и с помощью этого болта либо рисовали кружочки, либо брали линейку и педантично покрывали пространство параллельными и перпендикулярными линиями. И ладно бы еще, если бы их картины располагались на холстах с неравными сторонами. Тогда можно было бы сразу сказать, что вот это вот «пейзаж» надо повесить длинными сторонами параллельно полу (и шанс повесить картину правильно становится очень неплохим – 50 процентов), а вот тот «портрет» необходимо повесить так, чтобы длинные стороны были вертикально. Но что делают эти засранцы? Они обожают рисовать на квадратных полотнах! Всех бы на каторжные работы…

Всё, пора к Ван Гогу и его друзьям.


Херман Де Врис (род. 1931, Алкмаар). «v71-159s случайная объектная структура», 1971.






184 просмотра0 комментариев

Недавние посты

Смотреть все

Comments


©2019 BLOGGA. Сайт создан на Wix.com

bottom of page