ФАБРИКА ПЕПЛА
Да, это вам не Диснейленд, сюда едут не развлекаться, но понимая умом, что коли уж ты доехал до Кракова, то необходимо преодолеть еще 60 километров, все равно чувствуешь определенный дискомфорт и втайне надеешься, что произойдет событие, позволяющее отменить поездку и провести еще один день в самом Кракове. Например, все дороги перекроет массовая миграция кроликов или недельное всенародное шествие католических хоругвеносцев (должны же среди католиков быть группы тайных хоругвеносцев?). На крайняк, из окошка кассы выглянет Эдита Пьеха и пропоет: «Бильэтов неэт». Но ничего подобного не происходит, поэтому в ближайшем экскурсионном бюро безропотно платишь за 2 билета 240 злотых (по курсу ЦБ на 1 января 2022 - чуть больше 4500 рулей) – опять же с тщетной надеждой, что мужик в бюро окажется жуликом и билеты будут недействительны – и на следующее утро уже сидишь в автобусе, который катит с допустимой скоростью по трассе, предоставляя пассажирам наслаждаться сельскими видами в окрестностях Кракова.
Разумеется, самые умные едут не в автобусах, а на собственных или арендованных автомобилях. А потом снова едут, но уже на автобусах. И не самостоятельно, а в составе туристических групп.
Почему ехать надо группой? Потому что одиночкам после 9-10 часов утра делать уже нечего, пропускают только коллективы, да и то приходится часа полтора стоять в очереди на жаре с редким теньком. Без группы имеет смысл приезжать пораньше, часов в семь утра, опять-таки, чтобы не воткнуться в хвост длиннющей змеи. И все равно совсем без очереди обойтись не получится. Воду здесь купить можно, в туалет сходить – тоже, но на скамейки не рассчитывайте. Поэтому перед посещением Аушвица придется пройти испытание. Да, головой понимаешь, какое предстоит зрелище, а реальных масштабов все равно представить не получается, отсюда рождаются в голове всякие идиотские шуточки о том, что очередь в кассу за билетами – микро-филиал Аушвица. И уже совсем скоро предстоит узнать, насколько подобные шуточки не то чтобы неуместны, но катастрофически несовместимы с понятием «человеческий разум». Эх, если бы «молодость знала…». Тут дело даже не в извинениях, а в дичайшей постдосаде на самого себя.
И вот еще что: обязательно (три восклицательных знака) возьмите с собой паспорт или иное удостоверение личности. Смотреть на несчастное лицо, залитое слезами, не очень приятно, но в душе кто-то гладит тебя мягкой лапой: «А ты молодец, ты не забыл взять паспорт».
Пока очередь еле движется, есть время поговорить о названии. Спойлер: нет никакого лагеря «Освенцим», был и есть лагерь «Аушвиц».
Эта история начинается 4 сентября 1939, когда немецкие войска навели понтонный мост через Солу (приток Вислы) и без проблем оккупировали польский город Освенцим. Через неделю он уже назывался Аушвиц (старое название города – аж с XIV века – среди немецких купцов и поселенцев). 17 сентября на территорию Польши вторглись союзники немцев – советские войска. И только после того, как Польша была окончательно и официально разделена между СССР и Германией, Аушвиц стал частью гау Силезии и вошел в состав Германского Рейха. Произошло это 26 октября 1939 года. Восточные территории Польши отошли Советскому Союзу, а в центральной части (куда попал и Краков) было организовано генерал-губернаторство под управлением Германии. Так что Аушвиц расположился фактически на приграничных «серых» территориях, которые далеко от центральных городов и глаз добропорядочных бюргеров, но в то же время – «настоящая» Германия. Когда в начале 1940 года понадобилось найти место под большой концентрационный лагерь для политической оппозиции, рейхсфюреру СС Гиммлеру попался на глаза Аушвиц и показался идеальной локацией. При ближайшем рассмотрении идеал явно растерял свои баллы в конкурентной борьбе (для лагеря предлагалось три места, одно из которых находилось в живописном уголке на берегу Дуная, австрийском Грос-Энцерсдорфе, но Аушвиц был личной креатурой Гиммлера). Трижды комиссия приезжала в бывший Освенцим и трижды возвращалась с неутешительными результатами осмотра: строения и бараки – ветхие, земли – заболочены, малярия – зверствует. Но все же понимали, что время идет, решение надо принимать, а сказать категорическое «нет» Гиммлеру способен только жизнерадостный суицидник, поэтому комиссии отделывались разведением рук и выражением сомнений.
Долго так продолжаться не могло. Возглавивший очередную комиссию Рудольф Хёсс славился большим опытом и умением достигать поставленных целей, короче говоря, он был эффективным менеджером.
***
NB: Рудольф Хёсс резво продвигался по карьерной лестнице. В Дахау почти без остановок проехал от блокфюрера до рапортфюрера, в 1936 году произведен в унтерштурмфюреры СС, в Заксенхаузен был переведен на должность адъютанта коменданта лагеря, но вскоре стал начальником лагеря предварительного заключения и возглавил лагерную охрану, организовывал казни. Именно под его руководством и при его участии было казнено множество Свидетелей Иеговы, чье преступление заключалось только в том, что они отказывались идти на военную службу, а это называлось уклонением от службы в армии. Кстати, православные идут на военную службу очень даже бодро, а быть Свидетелем Иеговы и в современной России считается уголовным преступлением. Но вернёмся к Хёссу. В 1939 году он удостоился чина гауптштурмфюрера СС и вошел в топчик эсесовской офицерской иерархии. К слову, об эффективном менеджменте: была в его послужном списке и должность эффектенфервальтера, что звучит вполне актуально, почти по-русски.
***
Окинув орлиным арийским взором окрестности и засунув клюв в бывшие австрийские, а впоследствии – польские, казармы, Рудольф сообщил руководству, что условия вполне пригодные для тех, кто не боится работы (именно ему приписывают идею написать на воротах лагеря «ARBEIT MACHT FREI»), и даже есть железная дорога. Не удивительно, что 4 мая 1940 года Гиммлер назначил Рудольфа Хёсса комендантом нового лагеря. Именно тогда был рожден Концентрационный Лагерь «Аушвиц». Но до его «открытия» оставалось еще больше месяца.
Если ваш сопровождающий достаточно опытен и мудр, то сначала он повезёт клиентов в лагерь Аушвиц II, получивший имя «Биркенау» (или как вариант: Аушвиц-Биркенау). Это имеет смысл. Группы туристов, разогретых недолгой поездкой (всего-то два-три километра) и уже достаточно долгим предвкушением, выпрыгивают из автобусов и устремляются на территорию бывшего концлагеря, а ты стоишь и просто смотришь на ворота.
К концу 1940 года вокруг Аушвиц I была создана Зона Интересов СС площадью в сорок километров, но на тот момент дополнительных лагерей не предполагалось. У каннибалов аппетит растёт во время еды, а трапеза была ещё только в самом начале. И даже 1 марта, когда Гиммлер впервые посетил Аушвиц, никаких планов насчет новых площадей у него не было (если верить записям Хёсса). Всё решило вероломное нападение на своего бывшего союзника 22 июня 1941 года. Странно, но Германия не была готова к приему такого большого количества пленных. А на что же они рассчитывали, захватывая огромную страну?! Что все будут биться до последней капли крови в соответствии с крылатой фразой «русские не сдаются», облетевшей мир во время Первой мировой войны? Или, наоборот, разбегутся по лесам и болотам, побросав оружие и сухпайки? Так или иначе, но уже в августе стало понятно, что нужны новые «лагерные мощности». Разумеется, Гиммлер сразу же вспомнил про свой любимый Аушвиц. На первый взгляд его было сложно раздуть до размеров, годных к приему десятков тысяч советских военнопленных. Но зря, что ли, руководить лагерем поставили такого человека как Хёсс? «Найдёт, не маленький», – примерно так думал рейхсфюрер СС, отдавая 26 сентября приказ об организации нового лагеря на территории Зоны Интересов СС в Аушвице. Это и есть день рождения прожорливого помощника Смерти, вот только имени его тогда никто еще не знал.
Ворота. Построены в середине мая 1944 года и служили также главным караульным помещением СС. Ты стоишь и не решаешься пройти на территорию просто по той причине, что тебе страшновато. Еще не страшно, нет, но жуткий холодок внутри уже пробирается повыше, ползет под лопатками, несмотря на летнюю жару. Ты стоишь, словно примороженный, и смотришь через ворота, ничего не зная о деревеньке Бржезинка.
В случае с Аушвиц II тоже не обошлось без конкурса, но Бржезинка (немецкое название – Биркенау) имела два весомых преимущества перед деревнями Скидзин и Харменже. Первое – безлюдность. До оккупации в Бржезинке жило 3800 жителей, среди которых было много евреев. Разумеется, евреи были отправлены в гетто, а остальные жители разбрелись по округе, стараясь выбраться из-под сферы интересов СС. Правда, Харменже по большей части тоже вычистили, а дома снесли.
***
NB: Операция по выселению близлежащих населенных пунктов проводилась с 7 по 12 апреля – практически всю предпасхальную неделю и завершилась в Великую субботу. Вот так символично отметили нацисты приход Светлого Воскресения. Несколько домов всё же оставили – в практических целях, разумеется, а не из жалости.
***
Но рядом с Харменже был большой пруд, полный рыбы, поэтому хозяйственные немцы для собственных нужд СС построили здесь рыбную ферму, так что небольшая часть населения осталась и делала полезное дело, пока штат сотрудников на фермах (кроме рыбной были еще кроличья и птичья) не был полностью заменен на заключенных. К этому пруду мы еще вернемся… Вторым преимуществом Бржезинки была близость железнодорожных путей, что окончательно решило вопрос в её пользу. 4 октября 1941 года выбор места был согласован и через несколько дней начались работы (кстати, практически в это же время строился еще один концентрационный лагерь для военнопленных, концептуально схожий с Биркенау – Майданек). Так у нового монстра появилось имя «Биркенау». Он был рассчитан на одновременное содержание 50 тысяч заключенных. Но как уже было сказано: аппетит приходит во время жратвы.
Это чем-то напоминает то, как первый раз входишь в озеро, пытаясь привыкнуть к холодной воде. Сначала зайти по щиколотку, потом по икры. Постоять, привыкнуть, потом двинуться дальше, уже по колено. Наивно полагаешь, что организм адаптируется, стоишь и привыкаешь, озираешься. Вот здесь, в этих каменных бараках поначалу размещали советских военнопленных. И это логично, ведь строили именно для них. И строилось всё предельно практично, из тех кирпичей, которые образовались в результате сноса домов при выселении людей из окрестных деревень (есть здесь кирпичи и из Харменже). Вот только… В октябре 1941 года в Аушвиц I было направлено около 10 тысяч советских военнопленных. Через месяц в живых оставалось всего лишь около половины. В феврале 1942 количество советских заключенных сократилось до двух тысяч. В марте 1942 года сектор BIa нового лагеря наполнился телами: 945 советских военнопленных (всё, что осталось) были направлены из Аушвиц I в Биркенау. Это были всего лишь самодвижущиеся тела, их не считали людьми и татуировали подобно тому, как клеймили скот: советским военнопленным на левой груди выбивали номер штампом с иглами. Тела надо тщательно учитывать, ведь у эффективных менеджеров везде должен быть порядок и рациональная организация. Тела заводили в бараки и размещали по 6-7 человек на лежанке, покрытой соломой. Пусть лежанки по плану предназначались для четверых, но зато в барак можно вместо 700 учтенных единиц разместить сразу тысячу. Тела ведь, не люди. В мае 1942 года из взятых в плен 10 000 осталось только 186.
И вот ты не выдерживаешь этого бессмысленного привыкания, резко шагая в воду, и холод обжигает в районе паха: эти рельсы идут только в одну сторону, не выплыть, не свернуть. Именно здесь заканчивали свой путь поезда с евреями, поехавшими «на работу» в Германию. Благодаря этой нехитрой дороге, Биркенау очень быстро захлебнулся поступлениями: начав с концлагеря для военнопленных, в короткое время он стал одним из крупнейших центров массового уничтожения евреев.
Первое многочисленное убийство евреев в Аушвице было проведено СС в рамках экспериментальной «Программы эвтаназии», но вся эта морока с подписанием соглашения оказалась муторной и себя не оправдала, в августе 1941 года программу прикрыли. А другие лагеря в это время убежали вперед, изобретая разнообразные способы массового убийства: в Бухенвальде установили оборудование, которое стреляло жертве в затылок; в Маутхаузене – «смертельные ванны»; в Дахау – медицинские эксперименты над массами. Пришлось напрячься и Аушвицу. Его персональная гордость – «Циклон Б».
С весны 1942 в Биркенау потянулись эшелоны с евреями. 25 марта 1942 года поступила первая партия опытного материала – одна тысяча штук. 27 марта привезли 800 женщин из Словакии. 30 марта – 1100 евреев из французских лагерей для интернированных. К июлю 1942 года евреи составляли уже основную часть пополнения. Говорите, что татуировка штампом с многочисленными иглами бесчеловечна? Евреям выбивали номер на предплечье одной иглой. И с максимальной скоростью. А если не успевали пронумеровать, то отправляли дальше, по этим шпалам, туда, где была видна полоса деревьев. Зачем туловищу номер, если его ждет встреча с «Циклоном Б»?
В августе 1942 года сектор BIa сделали исключительно женским, переведя мужчин в сектор BIb. Но рельсы продолжали звенеть под колесами прибывающих вагонов. Один аккорд, одна судьба.
Если, прищурившись, посмотреть на группу людей, которые впереди справа, на рампе, то можно подумать, что их только что выгрузили из вагонов. Ладонь на земле, в неё впивается щебень, не позволяющий даже во время дождей превращаться полотну в непролазную жижу. Таким же щебнем и битым кирпичом посыпаны все дорожки – банальная хозяйственность, ведь помимо эффективных менеджеров подобным заведениям нужны еще и крепкие хозяйственники. В 1943 году вместительность Биркенау была увеличена до 150 тысяч.
Первый крематорий в Биркенау (и второй в Аушвице, поэтому он так и назывался Крематорий II) был построен в первой половине июля 1942 года.
***
NB: Этот крематорий разработала компания Huta Hoch und Tiefbau AG, а точнее их филиал в Катовице (немецкое название – Каттовиц). Они просто выполняли свою работу. Конструкция этой фирмы оказалась настолько хороша и эффективна для массовой кремации человеческих тел, что Рудольф Хёсс в августе заказал фирме еще один точно такой же, но зеркальный по расположению. «Ничего личного, только бизнес» – этот девиз если и не висел на воротах филиала в Катовице, то должен был быть на бейджике каждого сотрудника. После окончания войны никаких ощутимых перемен с фирмой и её штатом не произошло, только теперь они делали здания с другой функциональностью: в 1946 году компания сидела плотно на контракте по восстановлению Ганновера. Если посмотреть на угловато-мрачные здания, которые вышли с кульманов конструкторов Huta Hoch (даже на то, которое несколько лет было самым высоким в Германии железобетонным зданием), то почти в каждом можно усмотреть формы крематория. Предвзятость. Так или иначе, а в 1985 году фирма обанкротилась и прекратила свое существование.
Установкой крематория занималась компания «Топф и сыновья», но о них – позже.
***
В связи с этой вдохновляющей новостью Гиммлер приехал 17 июля в Аушвиц с двухдневным визитом. В качестве затравки его свозили на полчаса в Харменже показать рыбную, кроличью и птицефабрику (здоровая пища – для здоровых эсесовцев), а потом во всех подробностях представили спектакль «Над Биркенау безоблачное небо». Для этой цели очень к месту подошёл состав из Нидерландов. Рейхсфюреру показали весь процесс от сортировки прибывших евреев на рампе, с последующим сопровождением демонстрационного материала «зондеркомандой» (состоящей из заключенных евреев) в «барак номер 2», до их убийства и «утилизации». Высокому гостю также показали строящийся Аушвиц III (Моновиц), должный обеспечивать рабочей силой фабрику полимеров и синтетического топлива от концерна IG Farben. Вечером на приеме в доме гауляйтера Верхней Силезии Гиммлер с трогательной слезинкой («это всего лишь ветер») произнес речь, в которой выразил глубочайшее удовлетворение и уверенность в том, что стараниями такого выдающегося руководителя как Рудольф Хёсс в кратчайшее время Генерал-губернаторство станет территорией свободной от евреев («за исключением некоторых лагерей»). Затем на столы подали десерт и легкое вино.
Я хотел сделать все фотографии этой части черно-белыми. Подчеркнуть настроение, стать ближе к эпохе, духу времени и всякая подобная хрень. А если уж говорить откровенно, то такой прием применяется тупо для того, чтобы жути дополнительной нагнать. Но война их раздери, разве здесь нужно нагонять дополнительные эмоции? Как мало нас отделяет от ужасов войны – всего лишь зеленая трава, которую заключенные моментально вытопчут, если раньше не съедят. А всё остальное – деревья, небо, облака, колючая проволока, столбы, лампы… Они такими и были. И такими и будут. Черно-белая фотография делает изображением далеким, не из этого времени, не из этого мира. А когда ты находишься внутри ограждения, тот мир становится твоим миром, и твое время синхронизируется с тем временем. Путешествие в палящий ад.
Палящий… Вот этот ров выполнял роль не только дренажной канавы (интересно, в советских лагерях вообще копали дренаж?). Самонаполняемая канава служила еще и в целях противопожарной безопасности – резервуар воды для тушения огня. Просто вдумайтесь: руководство Биркенау боялось, что заключенные могут сгореть в деревянных бараках, стать жертвами пожара. У хороших руководителей всё должно идти строго по плану. Когда немцы, пытаясь скрыть масштабы преступления, сжигали лагерь, вода в канавах оказалась невостребованной.
Да, когда в 1943 году вместимость лагеря увеличили до 150 тысяч, то бараки уже строили не из кирпича. Некогда, незачем, дорого, долго – обычные экономические причины. Но это не значит, что надо строить развалюхи из палок и коры. Стандартное решение, штамповка – идеальное решение для массового обслуживания. Кто-нибудь из вас желает дотронуться до очищенного временем бетона и представить, какой была эта поверхность тогда? Умывально-туалетный корпус примерно на 200 дырок примет вас в строго указанные часы. Крепкая конструкция из бетона, надежная как швейцарские часы, способна обслуживать ежедневно… Да, кстати, и сколько же узников пропускали через себя эти храмы рациональной гигиены? Сколько бывших мужчин здесь толкались, чтобы успеть за отведенное время освободить те внутренние микрорезервуары, в которые превратились кишечник, мочевой пузырь, желудок (о, зря тут упоминается сей жалкий мешочек, он пуст всегда, он алчно ждет любой комочек дряни, прилетевший сверху из неразборчивой глотки, и сразу уничтожает его, разлагая на дефицитные калории)?
На 16 бараков зоны BIIa приходилось три умывально-туалетных комплекса. Каждый барак был рассчитан примерно на 500-550 узников: 18 отсеков, в каждом стоит пара трехъярусных нар, каждые нары спланированы на пять мест. Но ведь уже было проверено, что если положить на нары вместо пяти доходяг сразу восьмерых, то вместимость барака резко увеличивается, эффективность повышается, планы перевыполняются, награды и премии добавляются. Так что легко самостоятельно посчитать, какая плотность тел наблюдалась в специально отведенных местах. Не труднее понять, что частично для этих целей приходилось использовать барак. А если каждый из 500-800 временных существователей (ибо жителями их назвать никак нельзя) хотя бы разок в сутки вынужден будет облегчиться в бараке, то понятие «запах» можно так же обоснованно вычеркивать из лексикона, как и слово «жить».
Человеческие отходы, бывшие раньше обычными людьми – учителями, врачами, парикмахерами или сталеварами, – смешивались в единую, дурно воняющую массу. В основном это были евреи. Евреи текли сюда если не рекой, то бурным канализационным потоком. Они прибывали из Румынии и Хорватии, Болгарии и Норвегии, Словакии и Нидерландов, изо всех уголков Европы. Первый транспорт с немецкими евреями был организован РСХА в середине июля 1942-го из Вены. После издания приказа о том, что все концентрационные лагеря на территории Старого Рейха должны быть очищены от евреев, в ноябре и декабре потянулись массовые поставки из самого Берлина (в мае 1944 года этот приказ отменили и тысячи евреев были отправлены обратно, помогать индустрии, по немецким лагерям – Дора-Миттельбау, Бухенвальд, Дахау и т.п.). Очередь венгерских евреев была впереди…
Еще один лютый враг – холод. Летом, когда пыль забивается в рот, уши, нос, лезет в глаза, кажется, что жара – это отдельный пыточный инструмент. Но лето заканчивается и остается огромный барак, который отапливается двумя печками, между которыми по центру барака проложена каменная труба. По задумке авторов такая система центрального отопления должна была эффективно обогревать большое помещение при минимальных энергозатратах. Но нет, ни хрена эта их «батарея» не работала. А на нары выдавали только одно одеяло. Одно на пять, шесть, восемь тощих, дрожащих тел. Холод вытягивал жизнь медленно, с наслаждением, по нитке, он лишал сил, воли, разума. И тогда возникала уверенность, что дорога до крематория – единственная возможность избавиться от мучений.
Среди всего этого коловращения отдельных человеческих конечностей внезапно нарисовалась не совсем обычная для Биркенау история. В Аушвиц решено было переправить большое количество узников концлагеря Терезиенштадт (располагался в чешском городе Терезин). Лагерь имел специфическую особенность, из-за которой его называли «лагерем для пожилых евреев». Там в большом количестве собирались евреи солидного возраста и полукровки (представители «смешанных браков» и те дети этих брачных союзов, которые решили остаться евреями после принятия Нюрнбергских законов 1935 года о чистоте расы). Считалось, что в Терезиенштадте условия полегче, чем в остальных лагерях (за все время не зарегистрировано ни одного восстания, ни одного бунта, только несколько одиночных побегов), но из-за высокой плотности лагерь решили «проредить». Выпалывали «сорняки» практически безо всякого разбора и 8 сентября 1943 года началось переселение «пожилых евреев» в Биркенау. Около 18 тысяч мужчин и женщин были размещены в зоне BIIb, которую назвали «семейным лагерем». В нём было всё необычно. Да, конечно пришлось потесниться (18 тысяч на 16 бараков – это выше средней плотности по лагерю), но заключенных не стали разделять по полу и мужчины содержались вместе с женщинами (!), мало этого, им разрешили разместиться вместе с их детьми (!!), да что там дети, в своем гуманистическом раже эсесовское начальство дошло до того, что разрешило прибывшим оставить гражданскую одежду и весь багаж (!!!), который они привезли с собой. Уровень образования этой части лагеря превосходил не только население бараков из других зон, но и весь офицерский состав СС – ученые, профессиональные музыканты, конструкторы и философы, здесь была фактически интеллектуальная элита, даже мировые знаменитости. И все, находящиеся в «семейном лагере» пользовались привилегиями, начиная с мелочей (больше времени на гигиенические процедуры, например) и заканчивая основным: лучшей кормежкой и отсутствием принудительных работ (только отдельные представители «семейного лагеря» ежедневно отправлялись на работы). Находящиеся в секторе BIIb не могли не знать и не видеть, что происходило с остальными, но разве у них был выбор? Они просто пытались протянуть лишний день, лишний час, лишнюю минуту. А власти использовали «семейный лагерь» для пропаганды режима, для опровержения слухов о массовых убийствах евреев: «Вот видите, как мило семья писателя ***ельмана проводит время вокруг своего фамильного чемодана? Мы вам ещё можем фоточек показать. Лайк! Шер! Репост!». Гражданам современной России тоже не мешает оглянуться вокруг: а вдруг они живут в одном из семейных лагерей?
Через полгода «семейный лагерь» расформировали. Его разделили на три части. Первых отправили в крематорий в марте 1944 года. Следующих уничтожили в июле. Оставшимся «повезло»: около трех тысяч несчастных, попавших в третий поток, были распределены по другим концентрационным лагерям. Семейная идиллия в лагере режиму была уже без надобности.
Впрочем, семьи эсэсовцев чувствовали себя вполне комфортно. Многие привозили с собой жён и детей, чтобы не расставаться на время службы (наверняка не очень большое, но все-таки). А ведь в Рейхе семья – это основа арийского общества, необходимо было направить все силы «на сохранение традиционных семейных ценностей, повышение авторитета родительства в семье и обществе,.. улучшение условий и повышение качества жизни семей» (да, цитата взята не из трудов Геббельса, но смысл семейной политики Рейха передается в точности). По этой причине семьи располагались в Аушвице (в близлежащих населенных пунктах) с максимальным комфортом. К их услугам был предоставлен кофейный дом, состоящий из магазина кофе и очаровательной кофейни (название у него было самое банальное и даже где-то как будто знакомое: «Кофе Хаус»). К их услугам был выстроен плавательный бассейн (с оздоровительной группой – иммунитет прежде всего!). К их услугам была организована библиотека (из журналов мод и тех книг, которые не успели сжечь). Несколько детских садов и школ, поликлиника, стоматологическая поликлиника.
А совсем недалеко от плавательного бассейна нехватка воды убивала тысячи заключенных, недалеко от поликлиники тысячи умирали от болезней, недалеко от стоматологички из тысяч ртов плоскогубцами выдергивали золотые коронки и выбивали остальные зубы прикладами винтовок. Совсем рядом. Совсем рядом с традиционными семейными ценностями.
Да и сами эсэсовцы не особенно утруждались тяготами и невзгодами военной службы. Даже сторожевые вышки у них были не такие, как в старых фильмах (скворечники с низкими перегородками вместо стен), а закрытые и застекленные, чтобы ветер не студил. Для одиноких и ленивых недалеко от ворот в лагерь был построен жилой корпус, в котором размещались также офис коменданта и комнаты для отдыхающей смены. Всё для удобства. Холостые с «работы» возвращались в общежитие, а семейные ехали «домой», на пороге стряхивали с себя пепел, а потом целовали любящих жён и румяных детей. И будьте уверены, что никто их дома за ужином не спрашивал: «Дорогой, сколько ты сегодня сжёг маленьких девочек? Больше, чем мальчиков, или меньше?» И если вдруг любящий папа приносил с работы красивую брошку, то она принималась с радостными визгами, но без намека на вопрос о бывшей владелице. Впрочем, времена меняются, а люди - нет, нынче тоже никто не будет спрашивать: «Дорогой, сколько ты сегодня женщин пнул в живот? Больше, чем стариков?»
Удивительное дело: ты идешь по огромной территории, бывшей когда-то концлагерем, и внимательно смотришь на землю, на траву, на кирпичи, ожидая увидеть… что? Пепел? Откуда ему взяться сейчас, когда печи перестали работать три четверти века назад? Откуда ему тут взяться?! Это ясно и понятно – неоткуда, но что тогда оседает на губах и скрипит на зубах, пыль? Или все-таки пепел?
После первых проб Биркенау остался надолго без печей – аж до глубин 1943-го года. Частично это произошло из-за лютующей в тот год непогоды (ранняя дождливая осень, неровная и затяжная зима), но в основном, конечно, не из-за этого. Зима 42/43 была отмечена большим количеством естественных смертей (Этот безумный кошмар превращает обычные слова в лютую дичь: что может быть «естественного» в совершенно неестественных условиях содержания ещё физиологически функционирующих существ?) и снижением масштабов массовых экзекуций по причинам далеким от божьего провидения. Занимающаяся установкой крематориев компания «Топф и сыновья» предложила инновационные решения, для внедрения которых пришлось капитально переделывать уже сделанное. Руководство лагеря не скрывало целей, ради которых были заказаны крематории, и фирма предложила поменять одномуфельные печи на мультимуфельные. Противное слово «муфель» – это камера, в которую помещают тело для сжигания. Делать печи с несколькими объединенными муфелями было незаконно, т.к. пепел от разных тел в результате перемешивался. Сейчас прозвучало слово «незаконно»? Какая трагическая ирония. Не существовало никаких законов, кроме физических, которые могли бы допустить такое. «Топф и сыновья» знали, что делают и для кого, они предложили использовать в одной печи три муфеля, а учитывая то, что тела помещались в них без гробов, то это позволяло уменьшить габариты камеры. Эффективность превыше всего! Особенным вкладом в дело испепеления всего теловеческого отличился главный конструктор «Топф и сыновья» Курт Прюфер. Помимо основных конструктивных изменений он запатентовал на себя, например, тепловую установку, которая должна была разогревать «Циклон Б» зимой для более активной реакции и сокращения времени умерщвления. Только на документальное оформление инноваций ушло приличное количество времени. Все необходимые патенты были получены в октябре 1942-го, и работа по установке «инженерных сооружений» началась.
***
NB: Курт Прюфер был арестован американскими войсками, но после трехнедельного следствия его освободили и дали вернуться к работе. Более сообразительные уже к осени заселили Аргентину, но Прюфер решил, что жизнь удалась, когда 1 марта 1946 года им дали заказ на крупную партию пивоваренного оборудования. Через несколько дней его и нескольких коллег арестовали уже не столь трепетные к профессионализму советские власти. Умер Прюфер в 1952 году от инсульта в советском исправительно-трудовом лагере (какая жестокая ирония судьбы).
Фирма «Топф и сыновья» была основана в 1878 году и занималась системами отопления и пивоваренным оборудованием, а позднее перешла на сжигание бытовых отходов и изготовление и установку дымоходов и печей. В 1946 году из-за отсутствия хозяев фирма была признана «бесхозной», национализирована и переименована в «Topfwerke Erfurt VEB». И только через шесть лет до светлых коммунистических голов докатило, что иметь в названии фамилию Topf не очень православно. В 1952-м переименована в честь греческого (почему был выбран именно грек, знает только ветер) антифашиста Никоса Белоянниса. После воссоединения Германии в 1993 году фирма приватизирована, в 1996 году обанкротилась.
Людвиг Топф (совладелец фирмы) 31 мая 1945 года покончил жизнь самоубийством (цианид), оставив предсмертную записку, в которой утверждал, что не виноват и вообще был противником нацистов, а отравился только потому, что не хотел стать козлом отпущения.
Эрнст Топф (еще один из владельцев фирмы) после войны скумекал, что оставаться в советской зоне бесперспективно, поэтому дал дёру на Запад. В 1951 году основал в Висбадене новую фирму по производству крематориев, нагло дав ей прежнее имя (на голубом глазу считал, что довоенная репутация поможет быстро раскрутить бизнес). В мае 1963 года контора прогорела. Долгие годы находился под следствием, но из-за нежелания советской стороны сотрудничать, вина его не была доказана. Умер в 1972 году, ни разу не покаявшись, не извинившись и не пожалев о своей «профессиональной деятельности» во время Второй мировой войны.
***
До выхода контейнера пепла на производственные мощности оставалось меньше года. Смотрите внимательно на это пространство, заполняйте его в своем воображении телами, укладывайте в три яруса на нары, упаковывайте в туалете, выстраивайте вереницами вдоль бараков, а потом попробуйте на вкус слово «повторить» и сравните его со вкусом золы.
Бараков становилось больше, но вагоны с жертвами прибывали еще быстрее. Тофф и сыновья работали с максимально допустимым в нелегких условиях усердием, но обогнать время невозможно. Голод, холод и болезни помогали, как могли, но разве силам природы угнаться за человеческой жаждой уничтожения себе подобных? А тут еще подоспела новая разновидность, свежий материал: цыган начали преследовать еще до 1 сентября 1939, но 26 декабря 1942 года Гиммлер издал приказ о заключении всех цыган на время войны в концентрационные лагеря (что делать с выжившими после войны приказ не уточнял). Аушвиц-Биркенау стал центральным местом их сбора, хранения и утряски. Одна голая пяточка цыганской девчушки, случайно наступившей на муравья, в этом мире не стоила и усика раздавленного муравья, вообще почти ничего не стоила и разменивалась разве что на маленький кусочек «Циклона Б» и лопату угля. 26 октября 1943 года пришел первый состав с цыганами. Всего за год в Биркенау поступило 22 600 цыган, примерно половина из которых были дети и молодежь. Время пепла настало.
Первым установили и подготовили Крематорий IV (крематории IV и V были собственной разработкой компании «Топф и сыновья»), который передали в пользование СС 22 марта 1943 года. 31 марта запыхтел Крематорий II, 4 апреля – Крематорий V, и только 24 июня – припозднившийся Крематорий III. И понеслась с храпом и клекотом четверка коней Апокалипсиса. Если считать вместе со старым и малопроизводительным Крематорием I в Аушвице I (в июле 1943 года его закрыли), согласно отчетам «Топф и сыновья», в пиковом значении за день при нормальном режиме сжигалось 4756 человеческих тел. Если бы молодой сосновый бор состоял из людей, то в день сжигалось бы более гектара леса. Но эсэсовцы не могли позволить себе такого жестокого отношения к природе. Поэтому они жгли людей. Травили газом и жгли в печах, травили газом и жгли в печах. Сука, сколько ни повторяй, а никак не получается осознать. Смотришь на бараки и бессмысленно повторяешь эту гребаную фразу.
К ноябрю 1943 года, когда Биркенау в результате реорганизации Аушвица, проведенной Хёссом, стал самостоятельным концлагерем (до этого времени он был филиалом, сублагерем Аушвица I) масштабы уничтожения достигли таких размахов, что маленьких прудиков рядом с крематориями стало не хватать для затопления пепла. И вот тогда какой-то расторопный (и наверняка хозяйственный) сотрудник из среднего руководящего звена дерзновенно направил Рудольфу Хёссу служебку, которую оный одобрил. Имя проактивного работника не сохранилось, но с такими навыками обычно далеко продвигаются по службе. Суть предложения заключалась в том, что пепел можно использовать более рационально, чем просто топить в ямах с водой. Ведь что такое человеческий пепел? Это минеральные соли (на три четверти – фосфат кальция), которые весьма полезны растущим организмам. Вы еще помните о фермах в Харменже? Для работы на этих трех фермах там поселили на постоянной основе 50 заключенных, которые выполняли все работы по разведению, убийству и свежеванию живности. Именно в Харменже и отправились из Биркенау грузовики с пеплом, чтобы… кормить им рыб. Рыб, которые с рыбной фермы подавались на стол эсэсовцам и их семьям. Так пищевая цепочка протянулась напрямую от жертв к палачам. Немецкие офицеры ели еврейских узников. Разве можно придумать что-нибудь еще более отвратительное?
(Ну, на этом уровне безумия уже сложно классифицировать беспределье… Рыбьи потроха смешивались с внутренностями птиц и прочими отходами, а затем отправлялись в Биркенау (видимо, по праздникам) – узники ели своих близких.)
Голод – это отдельный вид смерти, который отличается особенно долгими измывательствами. Именно от голода умереть не так-то и просто, если тебя регулярно подпитывают каким-нибудь дерьмищем. А ведь для узников еду готовили. Понятное дело, что 16 бараков (стандартная зона в Биркенау) кухня с тремя печами не могла обеспечить кормежкой в достаточном количестве, но от смерти этот отвратительно-питательный ручеек мог какое-то время удерживать. От мгновенной смерти. Вот только иммунитет, вот только обмен веществ, вот только деградация внутренних органов. Болезнь – это верная боевая подруга Голода, которая хозяйничала в Биркенау на правах главной по человеческой жатве вне установленного людьми (весьма сомнительное определение для сотрудников СС) плана. Голод шёл рядом с ней. Так что три кухонные трубы (эти трубы по задумке должны были служить компенсатором тем трубам) на 18 тысяч желудков – расклад изначально проигрышный, пусть за него и цепляешься, надеясь на лишний день существования.
Сколько же узников умерло от голода и болезней? Примерно каждый шестой из привезенных по железной дороге. Много ли это? Пока можно сказать, что не просто много, а чудовищно много. Более подробно – чуть позже. Но вот стоишь неподвижно возле развалин кухни и вместо вони сваренной баланды слышишь вдруг прилетевшую волну легкого цветочного запаха. Именно это сладкое дуновение приносит с собой осознание того, что тебе не известен настоящий голод. И глаз щекочет готовая выкатиться слеза. Это просто ветер.
По две стороны забора расположились два диаметрально противоположных мира – Рай и Ад. Приближались ли они когда-нибудь столь близко друг к другу? Между ними всего лишь колючая проволока под электричеством, натянутая между столбами. С одной стороны – бараки, трубы, холод, голод, болезни, смерть, пепел, с другой – кирпичные дома, уютные кафе, семейное тепло, румяные дети, жирные караси, аромат кофе и дары искусства.
Рудольф Хёсс заботился о культурном отдыхе своих подчиненных: приятная музыка, легкие развлечения, каждые две-три недели в здании театра очередная столичная труппа представляет новую пьесу, концертный зал почти всегда принимает новых музыкантов (наверное, все коллективы Силезии успели выступить перед эсэсовцами Аушвица). Особенным успехом пользовались представления, выделенные в особый жанр «воровская комедия» – фривольный юмор, шутки, смех. Не чурались оттенять «работу» убийц и классикой, что было весьма странно и привлекало скорее публику, считающую себя «просвещенной», нежели желающую выкашлять вместе со смехом из горла скопившийся за день пепел. Так, например, в феврале 1943 года Дрезденский театр привез в Аушвиц программу «Гёте Тогда и Сейчас». Те же, кто попроще, предпочитали проводить свободное время в «Германском Доме» – местном пабе, построенном специально для СС. Гостям, приезжающим на увеселительную экскурсию, предлагал свои услуги комфортабельный отель (кухарками и горничными в отеле работали заключенные женщины из Свидетелей Иеговы).
Днем он убивает сотни и тысячи людей, а вечером с друзьями поет непристойные песенки в пабе. И безразличное эхо разносит голоса нестройного хора по дырявым баракам.
Помнят ли камни то, что им довелось увидеть? А если помнят, то определяют ли какие-то моменты на особенную полку памяти, которая находится в ближайшем доступе? Если да, то поверхность каждого камушка в Биркенау, оставшегося на месте наблюдения с тех времен, должна отражать в закодированном виде портрет одного человека. У Генриха Гиммлера были здесь свои просторные апартаменты, с бассейном, кабинетом и, разумеется, большой и светлой студией, в которой так хорошо предаваться фантазиям. Ему так и не довелось пожить в своих хоромах, но он явно намеревался остановиться в Аушвице на продолжительный срок, ведь именно сюда переместилась центральная арена масштабного представления под названием «Окончательное Решение Еврейского Вопроса». И рейхсфюрер СС, являясь главным режиссером этого «шоу», страстно желал наблюдать за происходящим непосредственно со сцены. Именно он подвел драматургическую основу под идеологию расовой чистоты, когда, выступая в Познани в октябре 1943 год перед офицерами СС, заявил, что представители СС вынуждены регулярно чувствовать себя «морально падшими» из-за необходимости выполнять столь важную работу по убийству евреев, превратил чудовищное преступление против человечности в сентиментальную трагедию исполнителя. Даже камни должны были вздрогнуть от омерзения.
Скрещённые доски – наверное, первый узор, который видели выходящие из вагонов в Биркенау. И это символично перекликается с кульминацией Окончательного Решения. Но, прежде чем, жмурясь от внезапного яркого света, спрыгнуть из вони и спертости вагона навстречу светлому будущему, необходимо на несколько секунд перенестись в другое время и другую страну.
В 1937 году венгерский ультраправый политик и националист Ференц Салаши создал свою третью партию (две предыдущих были запрещены) – «Партия Скрещённых Стрел». В качестве эмблемы вместо первоначальной свастики (которая была запрещена в Венгрии как символ другого государства) Ференц выбрал крест, сформированный из обоюдоконечных стрел. Партия не без успеха участвовала в выборах (15% голосов) и могла стать второй по влиятельности политической силой страны, но не стала. Больше того, Салаши угодил за решетку из-за своих националистических воззрений, заподозрив, что жена регента Хорти произошла от еврейских корней. Это было слишком дерзко, учитывая, что Хорти запрещал не только коммунистическую, но и откровенно фашистские организации. «Скрещённые стрелы» в правительство не вошли и продолжали своё существование в полуподпольном режиме, пока в 1940 году под давлением Германии их лидера не выпустили на свободу. Впрочем, даже возвращение Салаши на политическую арену не помогло его многочисленной партии (а идеями истребить евреев, раздать рыбу рыбакам, землю – землякам, а сапоги помыть в Индийском океане прониклась значительная часть населения) превратиться в первого игрока, её даже окончательно запретили за критику слишком слабого участия во Второй мировой войне. Звездный час партии наступил в марте 1944 года, когда Венгрия за один день была оккупирована немецкими войсками. «Скрещённые стрелы» были немедленно легализованы и занялись бурной деятельностью по Решению Еврейского Вопроса отдельно на венгерской земле. Да, убивать «стрелам» нравилось, но как ни стенали охотники за евреями «Пробудись, венгр!» (девиз партии), отсутствие организации, технологий и банального опыта не позволяли эффективно, быстро и надежно проводить «очищение нации». Именно тогда в результате переговоров с Адольфом Эйхманом было принято решение передавать «материал» в руки тем, кто знает и умеет.
От скрещённых стрел – скрещённым доскам.
Весной 1944 года вместимость концлагеря была увеличена до 200 тысяч мест. Двести тысяч, правда, не больше? Летом 44-го со стороны женской части лагеря открывалась примерно такая же панорама, только всё заслоняли собой бесконечно прибывающие составы из Венгрии. Биркенау вышел в режим предельной нагрузки.
Каждый день приходили составы из Венгрии, привозя за день до десяти тысяч евреев. Без выходных и праздников. Их выгружали из вагонов и начинали сортировать, примерно так же, как перебирают помидоры на овощебазе, откладывая на ленту транспортера самые целые и крепкие экземпляры. Хорошие помидоры уезжают по ленте в деревянные ящики-бараки, а гниль, зелень и перезревшие плоды остаются плавать в чане, образовывая красное месиво, в котором вскоре уже сложно идентифицировать единичные экземпляры. В бараки направляли около 15 процентов прибывших – самых крепких, самых здоровых, всех остальных (85 процентов прибывших!) – детей, стариков, инвалидов, беременных женщин, слишком худых или слишком толстых – вели на дезинфекцию, чтобы потом выдать чистую одежду и определить в «чистую» зону без принудительных работ. Пришедшие на «дезинфекцию» самостоятельно раздевались, сидя на скамейках, и аккуратно развешивали одежду на крючках, старательно запоминая номер (ведь после пропарки одежды её выдают по номерам, конечно же). Последнее, что могли прочитать несчастные на двери душевого зала: «Всего одна вошь – это твоя смерть!» и «Через очищение к свободе!». Иногда «заботливые» эсэсовцы даже выдавали мыло… Примерно 20 минут из-за двери «душевой», которая закрывалась на металлический запор, раздавались крики, потом наступала тишина. Контролер смотрел в глазок, чтобы убедиться в окончании этой стадии процедуры, включались вентиляторы, высасывающие газ и через пять-десять минут зондеркоманда принималась за работу: грузили оставшийся в раздевалке багаж (да, несчастные ехали с багажом, полагая, что он им понадобится, ведь всех везут «на работы» в Германию), вынимали трупы из газовых камер, выдирали золотые зубы, снимали с пальцев кольца, состригали с головы волосы, если бывшая женщина носила длинную прическу, грузили тела в печи. Крематории не успевали за поступлениями, от перегрева печи выходили из строя (для ремонта приходилось вызывать специалистов из Эрфура), поэтому зондеркомандам приходилось еще рыть братские могилы и траншеи для сжигания на открытом воздухе. Из этих траншей пепел жирными хлопьями летел на бараки и покрывал их сплошным слоем. Если кости не прогорали до конца, их мельчили в пыль. Небольшой перекур и пора принимать новый состав: вон, следующие вагоны уже открывают на рампе.
Чуть раньше возник вопрос, насколько много означает «одна шестая часть умирала от болезней и голода». Что же, теперь можно ответить более точно: это чуть больше, чем оставалось в концлагере венгерских евреев после привоза. С 15 мая по 9 июля сюда привезли из Венгрии примерно 438 000 людей. Бывших людей, разумеется.
Поэтому ничего удивительного нет в том, что какой-то венгерский предприниматель (Увы, его имя не особенно афишируется. Кто ты, человек?) на свои деньги разыскал, выкупил, отремонтировал и пригнал в дар музею вагон. Один из тех самых вагонов, что привозили из Венгрии сотни тысяч людей на сортировку и уничтожение. Маленькая красная песчинка на материке смерти. Убийство венгерских евреев – одна из самых массовых операций по уничтожению людей в истории человечества. В ноябре 1943 Рудольфа Хёсса наградили Крестом Военных Заслуг 2 класса (эта награда вручалась за храбрость, проявленную на полях сражений) и перевели в Берлин работать в Главном административно-экономическом управлении СС (заместителем начальника департамента D «Концентрационные лагеря»). Но специально ради такой важной и крупной задачи Хёсс вернулся в Аушвиц и 8 мая 1944 года снова возглавил концлагерь, чтобы лично руководить процессом. 14 мая из Венгрии отправился первый состав, который на следующий день Хёсс встречал лично.
29 июля 1944 года Рудольф Хёсс покинул Аушвиц и снова отправился в Берлин. На этот раз для получения Креста Военных Заслуг 1 класса. Меньше, чем через год он будет скрываться в Германии (!) под чужим именем, работая садовником. 11 марта 1946 его узнают, изобьют, арестуют. В апреле Хёсс будет свидетельствовать на Нюрнбергском процессе. 25 мая его передадут Польше для проведения национального трибунала. Суд пройдет с 11 по 29 марта 1947 года. 2 апреля Хёссу объявят приговор: смертная казнь через повешение. 16 апреля приговор будет приведен в исполнение в Аушвице I на территории лагерного гестапо. Но 29 июля 1944 года оберштурмбаннфюрер СС едет в Берлин в приподнятом настроении, ему хорошо.
Мирное лето, зеленая трава, даже слышен стрекот неутомимых кузнечиков, ты отходишь от железнодорожных путей, останавливаешься перед воротами в зону BII и вдруг накрывает тишина. Ни черта не слышно, даже стука собственного сердца. Твою семью люди из зондеркоманды увели куда-то вдоль путей, у них будет «чистая» зона содержания, а ты стоишь босиком, потому что всем работникам будет выдана служебная обувь, стоишь и думаешь не о жене с тещей, а о том, сумеешь ли пройти без обуви этот бесконечный путь по битым кирпичам. А потом делаешь первый шаг.
И если кто-то по незнанию полагает, что так безропотно и тянулись сотни тысяч по этим камням к баракам или вдоль путей к газовым камерам, то он сильно ошибается. Даже здесь, при этом скоплении вооруженных (вовсе не дубинками и электрошокерами, а автоматами с боевыми патронами) охранников возможно сопротивляться. Неоднократно были побеги (некоторые даже относительно успешные), но главная страница стремления человека к свободе – «Восстание зондеркоманды».
Наверное, сначала надо пояснить, кто был в зондеркоманде и сколько. Первая зондеркоманда, собранная в апреле 1942 года, состояла из восьми заключенных еврейской национальности. Евреи и дальше составляли большинство, но учитывая быстрый рост численности зондеркоманды, эсэсовцы стали включать в неё советских военнопленных и лиц других национальностей. Летом 42-го в зондеркоманде было уже 200 узников, в начале 1944-го – 400, а жарким июлем 1944-го, когда приходилось работать круглые сутки (работали в две смены – «дневную» и «ночную») их число выросло до 900.
С другой стороны так же быстро росло и количество сотрудников СС. В марте 1941 года на один Аушвиц приходилось 700 эсэсовцев. С открытием филиала в Биркенау их число выросло к июню 1942 до 2100 голов. В августе 1944 – более 3300. Не надо быть гением, чтобы оценить шансы на успех, но вот рискнули же, попытались…
Комитет по организации восстания был создан в зондеркоманде на основе бывших участников французского Сопротивления и польского подполья примерно в начале осени 1943 года, когда все четыре крематория Биркенау уже активно пыхтели, пожирая человеческие тела. И он даже сумел оперативно наладить связи (как вы понимаете, в основном члены зондеркоманды общались с теми, кто уже никому и ничем помочь не мог) с общелагерной организацией и её «Боевой группой». Цели были определены сразу и были ясны всем: захватить оружие охранников, уничтожить механизмы (и строения) массового истребления людей, подтолкнуть всех заключенных к массовому побегу. Вот только с самого начала выявились разногласия с общей организацией. Такая до боли знакомая ситуация, когда оппозиция не может договориться о совместных действиях. Боевая группа считала, что начинать восстание только тогда, когда оно будет тщательно подготовлено. Сроки постоянно переносились. По этой причине комитет сопротивления зондеркоманды решил действовать самостоятельно, полагая, что восстание в крематориях автоматически спровоцирует массовый побег. Но весной 1944-го немцы германское руководство начало готовить к исполнению венгерский этап Окончательного Решения, и количество эсэсовцев значительно выросло, поломав подготовленный план.
Начало восстания непосредственно связано с событиями, которые происходили на достаточном удалении от Биркенау. В июле 1944 года советские войска вошли в Галицию, южную Польшу, освободили концлагерь Майданек, форсировали Вислу и оказались всего в двухстах километрах от Аушвица. Концлагерь начал готовиться к эвакуации. Начавшееся 1 августа Варшавское восстание остановило продвижение советских войск, но не повлияло на планы немцев по сворачиванию концлагерей. Темпы истребления стали снижаться, штаты сокращались (только не численность сотрудников СС, у которых появилось много дополнительной работы, связанной с эвакуацией, в результате чего к январю 45-го общее число, числящихся на службе СС в Аушвице выросло до 4500), в том числе и численность зондеркоманды. Первая партия в 200 человек была умерщвлена цианидом прямо на складе багажа прибывающих. Следующее «сокращение» предусматривало убийство трехсот членов зондеркоманды. Откладывать дальше не имело смысла.
Когда утром 7 октября 1944 охрана зачитала список из трехсот отобранных человек и приказала готовиться к отправке в другой лагерь (точно так же накануне «оповещали» первую партию из 200 человек), стало ясно, что начинать надо сегодня. Примерно в час дня группа, обслуживающая Крематорий IV, атаковала эсэсовцев, используя в качестве оружия камни, топоры и металлические прутья. После захвата крематория повстанцы подожгли его и разрушили самодельными взрывными устройствами. Дым стал сигналом работникам других крематориев, но не только им. Лагерная охрана навела пулеметы на крематории и открыла огонь по толпе. Выжившие вынуждены были попытаться укрыться в Крематории V, который стоял напротив четвертого. В это время группа зондеркоманды из Крематория II сумела разоружить двух, находящихся внутри эсэсовцев (один из них был убит на месте, второй брошен живым в печь работающего крематория), прорвала ограждение и рванула вон – часть из них побежала в леса, а отдельная группа сумела добраться до подлагеря в селе Райско (аналог Харменже на другом конце этой же группы прудов), находящегося в четырех километрах от Биркенау, где их окружили войска СС и всех уничтожили. И только в Крематории III восстание не получилось, потому что там охрана среагировала быстро, окружив заключенных и заперев их в здании крематория. Крематорий V держался до вечера, на этом восстание закончилось. Итог был таким: разрушен один крематорий, убиты три охранника, более двадцати получили ранения. В зондеркоманде погибло 425 человек. СС продолжали убивать зачинщиков, сочувствующих и подозрительных на протяжении трех дней. Среди жертв были и четыре отважных еврейских женщины – Эстер Вайцблюм, Регина Сафирштайн, Ала Гертнер и Роза Робота, – которые контрабандой выносили с рабочих мест под одеждой взрывчатку, чтобы передать её зондеркоманде для изготовления взрывных устройств. После недели пыток их перевели в Аушвиц I, где они и были повешены 6 января 1945 года за три недели до освобождения лагеря.
По приказу Гиммлера работа всех газовых камер была остановлена в ноябре 1944 года. За октябрь три крематория Биркенау успели превратить в прах еще 40 тысяч человеческих тел. В спешном порядке закапывались и выравнивались траншеи для сжигания тел, крематории II и III были разобраны и вывезены, гитлеровское командование заметало следы. К 17 января 1945 из концлагеря было эвакуировано 58 тысяч заключенных. Оставшиеся 20 тысяч (в основном это были узники Биркенау) выводились уже пешком. Всех ослабших или пытающихся бежать расстреливали на месте и бросали тела вдоль дороги. 20 января было взорвано то, что осталось от крематориев II и III, 21 января были сняты часовые с вышек и расстреляны оставшиеся 700 узников. При отходе был подожжен склад личных вещей (который назывался «Канада») и деревянные бараки (осталось только шесть). Крематорий V функционировал до последнего – в нем расстреливали выстрелом в затылок, а потом сжигали последних заключенных – и был взорван только в ночь с 25 на 26. Через сутки и несколько часов, 27 января 1945 года, Аушвиц был освобожден солдатами 60-й армии Первого Украинского фронта. В комплексе лагерей Аушвиц было обнаружено около 7000 еще живых заключённых, многие из которых находились на грани смерти и не осознавали происходящее. 5800 из них были обнаружены в Биркенау.
В самом начале я утверждал, что никогда не было лагеря «Освенцим», но это неправда. Сложно (почти невозможно) поверить, но свою работу на этом Биркенау не прекратил. Советская армия отремонтировала по возможности то, что осталось от лагеря, и продолжила его использовать «по назначению». Биркенау с новым именем «Освенцим» уничтожал человеческие жизни вплоть до марта 1946 года. В основном, в Освенциме содержались поляки, бывшие в составе Армии Крайова или сопротивляющиеся советским властям, а также сотрудничающие с ними или сочувствующие. Всего в советском концентрационном лагере, руководил которым полковник Маслобоев, содержалось примерно 15 тысяч человек. Сколько из них было уничтожено, мы сможем узнать только тогда, когда какие-нибудь российские власти в будущем рассекретят архивы, связанные со Второй мировой войной (вряд ли это случится при нашей жизни).
Так что кухонный корпус в зоне BI продолжал варить баланду еще один ужасный год. Он, кстати, был построен в подобие кухонному корпусу родительского лагеря Аушвиц I, но это уже другая, следующая история.
