Сможешь выйти на площадь?

ОБЫКНОВЕННАЯ ПРОВИНЦИАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ

Disclaimer: В целях безопасности героев некоторые детали, а также все имена и названия изменены.

Московское метро в воскресенье достаточно свободно, чтобы не тереться коленкой о сумку незнакомой пассажирки. Кроме нас в этой части вагона стоит ещё только один человек, все остальные сидят. Незнакомец обладает возрастом около 25-30 лет и ярко выраженной российской внешностью: бритый затылок, тяжелая челюсть, скошенный лоб, тяжелые надбровные дуги и мрачный взгляд – всё по законам жанра, словно бы только из книги. Мы возвращаемся домой после прогулки по Москве. Женя негромко, но весьма задорно рассказывает о проблемах эмиграции в США и жизни в современной России, иллюстрируя картинками из приключений его приятеля Вовы, который уже в Штатах. Незнакомец бросает на Женю полные ненависти взгляды, руки у него сжимаются, желваки бегают так активно, словно бы под лицом прячется личина инопланетного существа. Кажется, что он вот-вот набросится с кулаками, но нас трое и полный вагон свидетелей.

Когда мы выходим на улицу, Таня спрашивает: «А вы видели, с какой агрессией смотрел парень, стоящий рядом?» Женя не понимает, о чем речь, а я подтверждаю: «Это было слишком заметно». Мы приходим домой, садимся по старой доброй традиции на кухне, наливаем кофе, я включаю диктофон.

5 декабря 2011. Москва, Чистые пруды.

Место действия:

Провинциальный городок Звейск (в официальных документах пишется: ZV-ск), где-то в России.

Действующие лица:

Евгений и Татьяна – любящие друг друга молодые люди и не очень давно ставшие мужем и женой. Им хочется всего лишь спокойной и достойной семейной жизни.

Владимир – неугасимый источник неприятностей (в том числе и для самого себя) без царя в голове. Ему нужны правда и свобода.

Акакий Автандилович Фасонный – глава администрации Звейска. Ему нужно только бабло да побольше.

Евпатий Горынович Евпаторийский – начальник уголовного розыска. Ему хочется очередное звание и должность повыше.

Вступление. ГУДБАЙ, ЭРЭФИЯ, ОУ

ГБ: Почему вы вообще решили покинуть страну?

Евгений (ЕВ): Здесь тяжело жить. Из-за людей. Трудно найти общий язык и поговорить с кем-то искренно, зная, что тебя могут заложить, «настучать» на тебя. Из-за низкого уровня жизни. Трудно найти работу, трудно выживать в целом. Даже если не обращать внимания на «политическую обстановку». Но разве возможно не обращать на это внимание?

ГБ: Таня, а ты?

Татьяна (ТА): С такой нестабильностью я в жизни не подумаю здесь о детях. Если ты себе не можешь ничего дать, то что ты сможешь дать своему ребенку?

ГБ: Будущую страну проживания быстро для себя определили?

ЕВ: Сначала были просто разговоры, и появилось общее понимание: надо валить. А потом разговоры перетекли в действия по планированию, в изучение реальных возможностей, и так получилось, что вариант по переезду в США представился с практической точки зрения вполне подходящим. Со всех точек зрения. Мы очень долго копали. Так что у нас было не просто желание, а уже вполне оформившееся понимание, как и куда уехать навсегда из РФ.

6 декабря 2011. Москва, ул. Тверская / площадь Маяковского.

Акт I. ПЛОЩАДЬ

ГБ: Что вас подтолкнуло на площадь?

ЕВ: За день до этого в ZV-ске прошёл автопробег. На площади напротив администрации автомобили выстроились буквой «Z». Кто-то подумает, что это реклама «ZИЛ», но нет.

ТА: Нас это очень сильно разозлило. Причём, возникла эта акция словно бы из воздуха: никаких объявлений, никто в пабликах об этом не писал, а потом – раз, и машины стоят на главной площади города. Впоследствии выяснилось, что это происходило тихо-мирно на государственных предприятиях города: бюджетникам предлагали неплохие (для провинциального городка) деньги, кто согласится поучаствовать в «патриотической» акции. Нас это так сильно разозлило, возникло такое мощное внутреннее ощущение неправильности происходящего, что мы сразу же пошли, купили ватман, краски.

ЕВ: Если честно, я не ожидал, что что-то с нами будет. Я думал: «В Звейске? Да ну». Для меня этот городок оставался обителью спокойствия, болотом. Но не скажу, что был особо удивлен автопробегом…

ГБ: Как вы вообще узнали про этот несчастный автопробег?

ТА: Глава города выложил во «ВКонтакте», а потом все разнесли очень быстро. Но к нему мы, кстати, ещё вернёмся позже.

Женя с Таней в тот же день купили огромный лист ватмана и за минуту написали на нём всё, что думают по этому поводу. Получилось произведение в духе искреннего минимализма:

Z

Zомбоящик

Их друг Вова, тоже увидевший в интернете выступление продажных автолюбителей, в это время звонил друзьям, задыхаясь от эмоций. Вову откровенно бомбило. Услышав про идею с плакатом, он немедленно нашел в доме подходящего размера настенный календарь и на обратной стороне написал: «ВАМ ВРУТ, А ВЫ – ВЕРИТЕ!» С наглядной агитацией подмышкой Вова устремился к друзьям и примерно в 16-00 они втроем вышли на главную площадь Звейска.

10 декабря 2011. Москва, Болотная площадь.

Был обычный будний день, четыре часа пополудни. Через площадь потянулись с работы первые людские ручейки. В нескольких метрах от пешеходной «зебры» с плакатами в руках стояли три молодых человека. Через 10 минут из здания администрации вышли две тётки, встали напротив и стали снимать на телефон. Возможно, они кому-то позвонили, но, во всяком случае внешне, никаких активных действий не совершали. Вслед за ними появился чиновник мужского пола. Он с разбегу начал кричать, что они занимаются «пикетированием», а это незаконно. Женя и Таня попытались объяснить нервному представителю власти, какие законы действуют на территории РФ, что именно они запрещают, и попробовали вежливо втолковать, что т.н. «пикетирование» не нарушает ни одного существующего закона. Чиновник смотрел пустыми глазами сквозь собеседников и в течение пяти минут кому-то названивал, описывая происходящий на площади ужас.

24 декабря 2011. Москва, проспект Сахарова.

Пока покрывшийся красными пятнами чиновник продолжал втолковывать кому-то, что он не шутит, мимо плакатов неторопливо ковылял «старенький дедушка». Внезапно starry veck сфокусировал зрение и прочитал то, что было написано более крупными буквами. Остановился, повернул и двинул прямо в сторону Татьяны: «Так, я не понял. Вы против спецоперации или Zа?!» Таня честно ответила, что против, делая скидку на возраст и всё такое. И тут началось шоу «Найди врага быстро и без проблем». Миловидный старичок топал ногами, пускал пену из углов рта и кричал на молодых людей, покрывая такими словами, которых в интернете не прочитаешь. Закончилось извержение вовсе не сердечным припадком пенсионера (что в очередной раз доказывает истину: плохие люди долго живут), а традиционной для бывших чекистов (или чекист бывшим не бывает?) отповедью: «Да чтоб вы сдохли! Вышел закон, по которому вас посадят на десять лет, а я бы вообще расстреливал!»

ГБ: Это был единственный из прохожих, кто подошёл к вам?

ЕВ: Это был единственный, кто из обычных людей отреагировал негативно. Проходящие мимо люди либо старались делать вид, что не замечают, либо выражали поддержку: кто-то респектнул, кто-то просто рукой помахал, кто-то улыбнулся, кто-то даже что-то подбадривающее крикнул, некоторые проезжающие мимо машины сигналили. Мне кажется, что положительная реакция была у большинства прохожих.

4 февраля 2012. Москва, Болотная площадь.

Через пару минут (дозвонился-таки пиджак!) подъехал обычный ППС-ник. Он был в машине один и настроен вполне спокойно: «Тихо, ребята, давайте сейчас сядем ко мне в машину, оформим протокольчик и я вас отпущу. Зачем нам шум поднимать?» С минуту-другую молодые люди пытались объяснить представителю власти, что ничего незаконного или нарушающего порядок в их действиях нет, но быстро поняли, что слова здесь не работают. Понятное дело, что волнение начало зашкаливать, поэтому упирались недолго и, скрутив наглядную агитацию, все трое сели в машину. Вова сел на переднее сиденье, Евгений с Татьяной устроились сзади. Но стоило только тронуться, как сзади нарисовался автозак. Вова запаниковал. Что максимально неправильное можно было сделать в такой ситуации? Наверное, ударить водителя-полицейского бутылкой по голове, выхватить руль и втопить по газам. Но бутылки у Владимира не было, поэтому он всего лишь открыл на ходу переднюю дверь со словами «выпустите нас». Полицейский резко развернулся, ударил по тормозам и рявкнул: «Вон из машины!»

ЕВ: Я не ожидал такого фортеля от Вовы. Если честно, я был в шоке и всё происходящее дальше было словно в дурном сне. Я до сих пор очень зол на него за это. Вряд ли ППС-ник стал бы удирать от подъехавших моторизованных сил, но получилось всё совсем уж плохо. Мы вышли из автомобиля, а нас уже стали брать в кольцо. В операции по нашему задержанию участвовали: автозак, автомобиль Росгвардии (с большой буквой «Z» на капоте), три гражданских автомобиля и три полицейских автомобиля. Они зажали нас в кольцо. Ещё два полицейских автомобиля, стояли позади в резерве, видимо, на случай нашего прорыва. Мы попали в окружение и сопротивляться не собирались. Да мы и с самого начала не собирались сопротивляться, вообще-то.

4 марта 2012. Москва, ул. Тверская.

Вывалившие из подъехавшего транспорта полицейские для начала потребовали добровольно сдать плакаты (пообещав, что потом их вернут!!!). Женя и Таня сразу выполнили требование, а Вова по непонятной причине (на что он вообще надеялся?) отказался и попытался пойти (!) в сторону от полицейских, но проблема заключалась в том, что они были со всех сторон. На Вову набросилась целая толпа служителей закона и повалила стоика на асфальт, выкручивая руки за спину. Таня в это время спокойно снимала штурм Владимира на телефон. После непродолжительной и весьма хаотичной возни, во время которой полицейские сами себе наносили болезненные удары, Владимир был взят, скручен и одет в наручники. Дальше стали происходить странные вещи. Вова в наручниках, Таня и Женя без плаката, а также десятка три силовиков встали на площади и никуда не двигались, словно бы ожидая Гласа с Небес или на худой конец Знамения. От скуки полицаи словесно пытались уничтожить задержанных, стращая охраной порядка и Страшным Судом. Примерно через десять минут стало понятно, чего ждала на виду у прохожих эта многочисленная камарилья. К «Дневному дозору» подошёл собственной персоной Глава администрации Акакий Фасонный. Он приблизился вплотную к молодым людям, окинул их царственным взглядом и выдал тираду, общая суть которой заключалась в стержневой фразе, которую нашим героям придётся услышать ещё не один раз: «Там люди умирают, а вы здесь такое творите!» Украсив смысловую часть речи многочисленными туалетными эпитетами, Акакий Автандилович посчитал миссию выполненной, развернулся, сел в автомобиль и уехал. После отъезда Отца городского народа статическая сцена пришла в движение, задержанных повели к выполняющему роль автозака «патриоту». Владимира в наручниках и Евгения без наручников (плакат отдал, при задержании не сопротивлялся) усадили на заднем сидении, Татьяну запихнули в клетку, оборудованную на корме внедорожника: правила требуют изолировать разнополых преступников при перевозке. Следующая остановка: полицейское отделение. Можете не пристегиваться.

4 марта 2012. Москва, Кремль.

Акт II. ОТДЕЛЕНИЕ ПОЛИЦИИ. ДОПРОС

Как любой нормальный приём в России начинается с ожидания, будь то визит пациента к терапевту в поликлинике или приезд Путина на ПМЭФ, так и в нашей истории минут пятнадцать задержанным пришлось провести на ресепшене в ожидании нужного человека. На этот раз все ожидали начальника уголовного розыска Звейска – Евпатия Горыновича Евпаторийского. За это время на вновь доставленных успели посмотреть абсолютно все правоохранители, находящиеся в здании. Они спускались, осматривали молодых людей, словно зверей в зоопарке, отпускали едкие (как им казалось) реплики, разве только рожицы не корчили и печенье не протягивали. Когда главный полицейский прибыл, несчастных развели по отдельным кабинетам для допроса. Но началось с того, что Евпатий Горынович безапелляционно заявил: телефоны кладем на стол и разблокируем.

5 марта 2012. Москва, Пушкинский сквер.

ЕВ: Телефоны разблокировать совсем не хотелось: там же Телеграм со всеми обсуждениями. Как-то нам удалось снести «телегу» прямо на его глазах таким образом, что он даже не понял. Причем, я очень переживал, что Татьяна это не сделает, но она, не сговариваясь со мной, тоже снесла Телеграм.

ГБ: А почему вы вообще пошли на пикет с телефонами?

ТА: Чтобы в случае чего иметь видеодоказательства. Что я и сделала, снимая задержание Владимира.

ГБ: Так а что же вы не снесли весь компромат предварительно??

ТА: Кто знал, что в таком болоте нас будут так жестко давить? [Эх, молодость, молодость! - ГБ] Я положила телефон и говорю, что телефон они забрать, конечно, могут, но у нас есть право их не разблокировать. На что начальник угро нам сказал: «В таком случае телефоны будут изъяты и на пять месяцев уедут в областной центр Ленингтон, где их вскроют без вас. Лучше я их сейчас посмотрю, чем приедут из ФСБ и будут их проверять». А фээсбэшник, оказывается, уже был тут. Мы подумали, что лучше разблокировать и отдали телефоны. Сначала их почитал (что он вообще там читал?) сам Евпаторийский, потом он отдал их человеку из ФСБ. Потом приехали ещё какие-то люди и каждый что-то смотрел в наших телефонах, зачем-то фотографируя на свой (есть подозрение, что они просто ничего не знают о снимках экрана кнопками). А у меня там всякое… В переписке с подружкой последнее что было – я сбросила ей песню ПОРНОФИЛЬМОВ «Это Пройдёт». Думаю, ну вот, теперь ещё и подружке прилетит. Но они в первую очередь заставили меня удалить всё, что я сняла на площади, когда крутили Владимира. Пришлось удалить.

10 марта 2012. Москва, ул. Новый Арбат.

ЕВ: Пока на протяжении нескольких часов просматривали наши телефоны, к нам подходили всё новые и новые люди. И все у нас спрашивали одно и то же: кто нам заплатил за «акцию». Они все (все!) наотрез отказывались верить, что человек может выйти на площадь с плакатом самостоятельно. И каждый раз я отвечал одно и то же: как бы ни было сложно в это поверить, но у нас есть свои собственные мозги, и мы способны на личное мнение, а не общественно-телевизионное. Параллельно со всей этой исследовательской работой продолжался наш допрос, во время которого по десять раз переспрашивали и уточняли детали подготовки и самого процесса выхода на площадь. Основной допрос вёл фээсбэшник. Особенно его интересовало, кто из нас троих инициатор и организатор. Я потом посмотрел, что у меня в телефоне: какие-то файлы копировались, были открыты какие-то вкладки с сайтами, о которых я никогда не слышал. Но он нам ничего по этому поводу не сказал. Если объективно, то телефоны у нас были достаточно «чистыми», никакого «криминала» у нас не было, поэтому я был относительно спокоен. Дальше было уже совсем сложно, никто ведь не представлялся, а людей становилось всё больше – кто в форме, кто в «гражданке». Казалось, что допрос длился бесконечно.

ТА: И постоянное психологическое давление. «Вы что, за Украину?! Да этот ваш Зеленский – ёбаный наркоман. Скажите спасибо, что у вас такой адекватный президент! В вашей Хохляндии все с ума посходили, и нацисты сплошные».

ЕВ: Да, они еще при этом пытались пропагандой нас потчевать. Начали нам рассказывать о том, что была выпущена нацистская медаль «За захват Крыма», которая доказывает наличие бесчеловечных планов по уничтожению крымчан.

ТА: А еще нам рассказывали, что у них на границе с Россией была «грязная» бомба зарыта (!).

ЕВ: А в Чернобыле был подготовлен «Ящик Пандоры» с самым мощным в истории Земли химическим оружием! Я уже совсем не понимал, о чем они говорят и чего хотят. То ли нас решили от нацистов освободить, то ли наоборот отомстить нам за украинскую бомбу.

18 марта 2012. Москва, Телецентр "Останкино".

Допрос и одновременное оформление протокола продолжались шесть часов без перерыва. И сопровождался допрос не только пропагандистским бредом, но и прямыми угрозами. Учитывая, что к задержанным подходили по очереди все, присутствовавшие в Отделении полиции, каждый старался произвести на молодых людей особенное впечатление. Один из сотрудников, обязанный стоять на страже закона, прямо заявил Жене: «Девчонку жалко, а вас двоих так хочется оттащить сейчас в угол без камер и забить ногами нахуй». Примерно в десять часов вечера к Жене и Тане привели Вову. На нем уже не было лица: «Ребята, это была ошибка. Меня оставляют на ночь». В это время, когда протокол уже был почти составлен, начальник уголовного розыска ещё раз попросил телефоны (на этот раз – вежливо) и важно добавил: «Вами уже Москва интересуется». Словно бы это должно было задержанных порадовать.

ЕВ: Да какая разница? Всё равно уже все всё посмотрели. На, смотри, у меня же ничего не было. Взял он телефон Тани, открывает ВКонтакте и зачитывает вслух переписку Тани с Владимиром. А там Вова (боже, какой же он дурак!) написал: «Я бы этих бюджетников, которые на автопробег вышли, отправил бы свинцовые гробы собой наполнять». Я просто охренел от услышанного. Всё, приехали. Я был в шоке. Думаю: «Ты что наделал? Зачем ты это писал вообще?!» В общем, все менты ржут, смотрят на него и раскрывают перед ним бездну ближайших перспектив. Чтение продолжается, а там дальше Таня пишет Владимиру: «Женя что-то не хочет». На этом фоне от меня вообще все отлипли («О, ещё не конченый человек, ещё можно спасти») и всё внимание досталось Вове. Я думал, ему конец. Пришел заместитель начальника полиции Звейска, начал угрожать, что его родителей уволят с работы и занесут в черный список.

24 марта 2012. Москва, Новопушкинский сквер.

Окончание допроса и оформление протокола завершилось истинным чудом демократии: подписями свидетелей. Свидетелей торжественно завели в зал и попросили ознакомиться с документом, пестрящим ошибками и неточностями. Секту «свидетелей» в тот вечер представляли разнополые представители лучшей части российского общества: какой-то пьяный мужик со сломанной рукой и хабалка, словно бы выпрыгнувшая из карикатуры в советском юмористическом журнале «Крокодил». Мужик ознакомился с качеством бумаги, пробуя на ощупь пальцами (все завороженно следили за ним, с ужасом ожидая, что он вот-вот их послюнявит), потом подошёл почему-то к Евгению и спросил, строго так глядя в глаза: «Хорошо ли тебе спится по ночам после этого?» Женя еще не знал, как ему будет спаться после этого по ночам, ведь первая ночь ещё только предстояла, поэтому промолчал. Хабалка с интересом оглядела молодых людей, цыкнула зубом и подмахнула протокол. Стоит ли отдельно упоминать о том, что увиделись «свидетели» и обвиняемые впервые в жизни (наверное и в последний раз) именно здесь, в этом кабинете?

Потом у всех троих взяли отпечатки пальцев (не сканерами, не надейтесь) и спросили, согласны ли они пройти медицинское освидетельствование на предмет содержания в крови наркотических веществ. Все трое согласились и медосвидетельствование проводить не стали. После этого молодым супругам сказали: «Можете идти, вас проводят». Вову увели первым, но для всех уже было понятно, что он остаётся здесь на ночь. Женя с Таней пошли в сопровождении полицая, выдохнув с облегчением, что шестичасовая пытка закончилась. Только повели как-то странно, не тем путем, которым привели…

19 апреля 2012. Москва, Таганский районный суд ("дело Pussy Riot").

Акт III. ОТДЕЛЕНИЕ ПОЛИЦИИ. «ТЕЛЕВИЗОР»

ЕВ: Проходим мимо очередного полицейского, а он нам и говорит, мол, показывайте, что у вас с собой. «Господи, – думаю, – сколько же можно, уже осматривали же». Но вида не подаю, на, смотри, пожалуйста, ничего у меня такого нет, сигареты только и кошелек. Он осмотрел, нормально, говорит. И продолжает: «Снимай либо кроссовки, либо шнурки». Я очень удивился, но думаю, может быть, сейчас перед выходом сначала будет то самое медосвидетельствование, о котором они говорили. Ну хорошо, зачем мне возиться со шнурками? Я снимаю кроссовки, и он меня ведет… в камеру, местный обезьянник, который здесь все называют «телевизором».

ТА: Они нас обманули. Нам говорили, что отпускают домой.

ЕВ: Нам объяснили, что имеют право содержать здесь 48 часов, и чтобы мы не рыпались. А в этом «телевизоре» нет ни хрена. Там трудно дышать.

ТА: Там очень страшно.

ЕВ: Я ещё первый пошёл. Спросили, кто первый, ну я и сказал, что первым буду. Иду и понимаю, что пол очень холодный, а обувь я снял. Но мне её уже не дали. Захожу в камеру, там какой-то пакет с протухшей едой (или объедками, так я и не понял) и плед потертый. На сладкое полицай мне сообщил, что там клопы. И я всю ночь, замерзая без обуви в этом «телевизоре», смотрел на плед и понимал, что не притронусь к нему и пальцем. Вова, как выяснилось, сидел в камере напротив меня. И мы научились, чтобы коротать ночное время, играть на застекленной решетке в крестики-нолики. Самое худшее, что все мои просьбы попить воды или сходить в туалет охраной игнорировались. Потом мне говорили, что это, мол, смена самая плохая нам досталась, но, по-моему, там все козлы конченые.

6 мая 2012. Москва, ул. Большая Якиманка.

ГБ: Хм, то есть, ты до последнего не знал, что тебя ведут в камеру?

ЕВ: Нет, мне же говорили, что отпускают. Я пытался возмущаться, но встретил в ответ только хохот: «Ха-ха-ха, за свои переписочки посидите, ничего страшного». А у меня и переписок-то никаких не было. Когда меня где-то посреди ночи совсем прижало по нужде, я начал долбить кулаком в дверь. Сначала вышел какой-то мужик и наехал на меня: «Чо ты там, охренел? Сейчас еще тебе оформлю дополнительно!» Но потом появилась женщина в форме и разрешила сходить в туалет и попить воды.

Так они сидели с половины одиннадцатого до двух часов следующего дня. В тесных холодных и душных камерах. Нехватка воздуха была одним из главных испытаний, потому что всё время казалось, что воздух заканчивается, что скоро будет совсем нечем дышать. Возможность задохнуться в вонючем «телевизоре» подстегивала панику, время остановилось. Ночью их увещевали, не волнуйтесь, утром вас выпустят. Но утром никто дверь так и не открыл. Таня успела отправить маме эсэмэску: «Не волнуйся, я в полиции». Аккумулятор сдох. Она просидела в холодном «телевизоре» всю ночь, не смыкая глаз от холода и страха. В камере не было ничего, кроме клочков волос (? – их происхождением никто не поинтересовался, разумеется) и пластиковой бутылки с мочой. Разумеется, никто даже не подумал покормить ребят. Без еды прошли уже почти сутки. В два часа дня пришел полицейский, который составлял протокол, и приказал выходить. Голова кружилась, ноги подкашивались, но все-таки это было хоть какое-то пространство. А потом им дали покурить, выведя на улицу. В подобных случаях полагается проникнуться симпатией к своим палачам?

Безликий полицейский дал докурить и произнес ровно, без оттенка эмоций: «Сейчас в суд поедете. Ничего страшного, дадут штраф и отпустят». Подали карету.

6 мая 2012. Москва, Болотная площадь.

Акт IV. СУД

Сопровождали подсудимых два офицера – капитан и майор, – которые на удивление оказались нормальными людьми. Разрешили покурить и перед судом на улице, даже посочувствовали: «Ребят, ну что ж вы делаете? Неужели не понимаете, что сейчас опасное время, что нельзя это так открыто делать? Ну, повесили бы плакаты в лесу, кто-нибудь да увидел бы. И обсуждать такое надо только дома на кухне, а не в соцсетях и мессенджерах». Для каждого из троих подсудимых назначили своего судью. Трое обвиняемых – трое судей, ну да, так ведь везде и делают. Судьям ведь в России нечем заняться, правда? Больше того. Сложно поверить, но к Тане и Вове приставили в качестве сопровождающих (а заодно – свидетелей, адвокатов и обвинителей) тех самых двоих офицеров, а Жене полицейских не хватило, и ему досталась женщина, работающая в суде… прокурором. Обычное дело. Если кто и удивился бы, что интересы обвиняемого в российском суде представляет прокурор, то разве что Кафка.

Но чтобы никто не подумал кинуть упрек в сторону российских судей, что им нечего делать, молодых преступников (как мы выясним чуть позже, они в этот момент были уже преступниками, а не обвиняемыми) продержали в коридоре суда с двух дня до семи вечера. Пять часов! И по-прежнему никто их не кормил. Больше суток продолжалась вынужденная голодовка. Да само по себе сидение в коридоре на протяжении пяти часов – уже достаточная пытка для среднестатистического человека, а если он еще не спал и не ел вторые сутки, то можно попытаться представить, в каком состоянии заходили герои в зал, где проходил спектакль «Вечерний суд». И да, каждый судья вёл представление по-своему.

6 мая 2012. Москва, Болотная площадь.

Сценка «Судья Раз».

ЕВ: Я зашел в зал вместе с прокуроркой. Судья посмотрел на меня и как бы с интересом спросил, почему я так поступил. Я попытался объяснить. Тут надо чуть отмотать назад. Перед судом мне настоятельно посоветовали написать что-то вроде челобитной. Ничего более умного, кроме как написать «Я раскаиваюсь в содеянном и прошу отнестись ко мне со снисхождением» (ну, прямо как в детском саду, чес-слово), в голову не пришло. Было удивительно, что я в полукоматозном состоянии сумел выжать из себя хотя бы такое. Советчики настаивали на том, чтобы и на суде я раскаивался, признавал вину и всячески пытался задобрить судью, чтобы судья смягчил приговор («иначе будет очень плохо, поверь»). Поэтому я отдал своё письменное раскаяние, вкратце пояснил причины, мол, несправедливость мира подтолкнула меня на скользкую дорожку, в чем раскаиваюсь чистосердечно. Непрошибаемо. То есть, совершенно невозможно по лицу было понять, как судья отнёсся ко всему этому океану виртуальных слёз. Но его следующий вопрос всколыхнул во мне надежду: «Какое наказание вы хотите выбрать?» Предложено было три варианта: сколько-то суток ареста, исправительные работы и штраф. Я выбрал штраф и мысленно перекрестился. Лицо Фемиды осталось таким же непроницаемым. И не повернув головы кочан, и чувств никаких не изведав, судья зачитал приговор: «Прошение штрафа отклоняется. Шесть суток ареста».

8 мая 2012. Москва, Чистые пруды.

Сценка «Судья Два».

ТА: Я зашла в зал вместе с сопровождающим меня капитаном (майор ушел с Владимиром) и так как я никогда не бывала в суде, то спросила, что делать и как себя вести. Капитан попытался меня приободрить: «Не бойся, ничего страшного. Судья зайдёт, встань, подойди вот к этой стойке и отвечай на его вопросы». Судья зашёл. Даже глаз не поднял, быстренько протараторил все мои данные, в чём я обвиняюсь и попросил пояснить, почему я так поступила, поняла ли свою неправоту и жалею ли я. Я очень хотела домой, очень хотела спать, очень хотела есть и мне было очень плохо, поэтому сказала, что ошиблась, что понимаю и что раскаиваюсь. Он хмыкнул и сказал очень странную и непонятную для меня вещь: «Ну, в твоём случае никакого штрафа не будет, ты по-любому на сутки сядешь, поэтому давай торгуйся со мной, сколько суток будешь сидеть». Дословно: он сказал мне «торговаться». Интересно, что бы я могла ему предложить?! Ну и спросила, можно ли, всё-таки, рассмотреть штраф в качестве наказания. Он понял, что насчет количества суток я с ним «торговаться» не буду, стукнул молотком и вышел. Через полчаса т.н. «судья» вернулся (видимо, ходил с кем-то советоваться) и огласил мне шесть суток, добавив от себя «за ваши переписки» и сакраментальное «там люди умирают, а вы здесь…». Они все говорят одинаковыми фразами, это даже жутковато.

17 мая 2012. Москва, ул. Баррикадная.

ГБ: А сколько дали Вове?

ЕВ: Ему дали семь суток, но так как у него был еще один протокол, то он отсидел восемь. Я вышел из суда последним, Вова с Татьяной уже ждали меня во дворе суда. Выхожу на улицу, достаю сигарету и смотрю в глаза жены. Мы без слов всё поняли. Я подошёл и молча обнял Таню. А Вова… Выяснилось, что он ещё умудрился за день или два до этого на магазине каком-то написать «НЕТ ВОЙНЕ». Нет, магазин он выбрал не случайно, а просто решил им отомстить за выставленный в витрине огромный плакат про это «Z-дерьмо на палочке». Взял баллончик и нарисовал антивоенный лозунг. Под камерами. Не скрывая лицо. Вот вам и второй протокол. Удивительно, что по нему так мало отгрузили. Но на самом деле наши сопровождающие очень удивились тому, что мы вообще получили «сутки». Говорят, что первый раз такое, раньше только штрафы давали. В общем, нас снова погрузили в транспорт и повезли в полицейское отделение, где находился изолятор для временного содержания. Я только успел позвонить другу и попросил забрать у нас документы, мой телефон и ключ от квартиры (чтобы кошку кормил) и позвонить моей маме, сказать, что я на неделю уехал в Областной центр.

19 мая 2012. Москва, ул. Арбат.

Акт V. ИЗОЛЯТОР

Изолятор встретил очередным досмотром и (опять!) снятием отпечатков пальцев. Глядя на изможденных арестантов, полицейские с энтузиазмом начали шутить (наверняка остроумно!), перемежая остроты всё теми же вопросами, которые на допросе были заданы чуть больше ста раз. Всех троих развели по разным камерам (подельников держать вместе нельзя), и если Евгений попал в камеру с весельчаками наркоманами (арестованы за то, что не отмечались в наркодиспансере), то Татьяна угодила в одиночку. Владимира же отвели в какую-то не слишком дружелюбную камеру, судя по тому, что никакой общественной активности её обитатели не проявляли. Все помещения «для временного содержания» в изоляторе оборудованы одинаково: камера видеонаблюдения, кровати с матрасом, подушкой и одной простыней (крахмальной белизны не ждите, кхе-кхе), зарешеченное окно, и туалет в виде очка и бутылки на верёвке, привязанной к трубе. Зачем бутылка? Ей надо закрывать очко, чтобы вонь от экскрементов не слишком сильно душила постояльцев. Это, может, в европах ваших очки в камерах ничем не закрывают, а Россия – страна высокотехнологичная.

12 июня 2012. Москва, Страстной бульвар.

ТА: Поначалу было очень страшно вот так сидеть одной, отсчитывая секунды-минуты-часы, ничего не зная о том, что происходит за пределами камеры. Особенно сильно я переживала, как там мама. И очень хотелось есть. Нас ведь «заселили» после семи вечера, то есть, ужин уже прошёл, поэтому надо было ждать завтрака. Ну и ничего не было… [Здесь Таня сильно смущается и продолжает с явной неохотой – ГБ] даже туалетной бумаги. Но вот ведь как странно: человек очень быстро привыкает ко всякому дерьму. На третьи сутки я уже пообвыклась, а тут ещё и туалетную бумагу принесли, и книжки даже. Я приободрилась: «Ну всё, живём!»

ЕВ (с явной гордостью): Это я ей добыл из камеры и туалетную бумагу, и книжки, и даже сигареты (курят там прямо в камере, разумеется).

12 июня 2012. Москва, Рождественский бульвар.

ТА: Но, находясь в заключении, никогда нельзя расслабляться. Только я успокоилась, как на третьи сутки меня вызывают, тащат в какой-то кабинет. Там сидит уже знакомый нам Евпатий Горынович и еще незнакомый мне мужчина. Незнакомец объяснил мне, что он из Ленингтона, из Областного управления по борьбе с экстремизмом и терроризмом. На столе лежит мой телефон и к нему приклеен ярлычок с моей фамилией и инициалами. Охотник на экстремистов мне говорит, мол, запиши на бумажке свои пароли («чтобы тебя не вызывать каждые полчаса» – разумеется, только благие намерения), не волнуйся, никуда мы твой телефон забирать не будем. На вопрос, зачем им мои пароли, он сказал, что будут проверять, не являюсь ли я модератором в террористических сообществах. Я подумала, что даже ничего про такие не знаю, поэтому написала. Э-шник посмотрел на меня как-то странно и спрашивает: «Что, боишься, что мы тебе что-нибудь подкинем?» И мне стало по-настоящему страшно, что они могут это сделать. С Вовой провернули такой же номер, а у Жени друг забрал телефон после суда. Вернули нам телефоны только на пятый день сидения. Как выяснилось, их возили в Областной центр (у Вовы стояло приложение для отслеживания телефона, и его подружка потом спросила, почему он не зашёл к ней, когда в эти дни приезжал в Ленингтон, мол, я видела твой телефон). Ещё меня спросили, почему у мужа нет с собой телефона, на что я ответила: «Понятия не имею». И с этого момента для меня остальные дни превратились в ад. Каждое утро, когда нас выводили в коридор для обыска камеры, я ждала, что меня сейчас поведут в кабинет, расскажут о каком-нибудь организованном мною теракте и увезут в Ленингтонскую тюрьму. И мои страхи постоянно подогревали. Каждое утро полицаи мне говорили: «Всё, доигралась. Нашли тебя в интернете. Сейчас в Областной центр повезут». Такое у них было развлечение.

ЕВ: Меня тоже один как-то спросил: «Навального знаешь?» Я отвечаю: «А кто ж его не знает?» «Вот, готовься, вас троих к нему повезут, во Владимир. Познакомишься с кумиром». Но у него всё на морде было написано, поэтому я не поверил ни разу.

15 сентября 2012. Москва, Бульварное кольцо.

ЕВ: В камеру я зашёл, не зная никаких правил или традиций. Просто зашёл и поздоровался. Оказалось, что два наркомана на порядок адекватнее, чем двадцать два силовика. Нормальные парни. Посмотрели на меня и сразу вытащили суп: «На, ешь, у нас от обеда ещё осталось». Я этот суп, наверное, даже ко рту поднести не успел, одним взглядом выхлебал. Потом спрашивать стали, кто я, зачем и почему. В основном-то в изоляторе сидят наркоманы и пьяницы, а моя история – это что-то новое. Поржали, конечно, надо мной и стали называть «пикетчиком». И с этого момента моя отсидка превратилась просто в незапланированный отдых, вроде бы как в больнице полежать. У нас была «рабочая» камера – в магазин сходить, полы помыть, всё такое. У нас всегда была еда, мы же за едой ездили и разносили её остальным. Ели мы постоянно, поэтому за шесть дней я прилично поправился. Вот только полицаи задалбывали своими шутками дурацкими или повторяющимися вопросами. Особенно их всех интересовал вопрос, хорошо ли платят за нашу деятельность. Подходит ко мне, например, один и как бы доверительно бормочет: «Эти двое уже раскололись. А тебе-то сколько заплатили?» Каждое утро к нам приходил прокурор, спрашивал, всё ли у нас нормально. Чисто теоретически можно было пожаловаться на кого-нибудь особенно уродливого, но никто не жаловался, само собой. В какой-то момент к нам в камеру заселили бюджетника, который спьяну куда-то въехал. Мы сначала поднапряглись, но он тоже оказался совершенно адекватным человеком. Ещё меня удивило, что для полицаев, оказывается, важно, что ты в армии служил – мужик, значит. А вот Вова не служил, его гнобили регулярно. Вообще, кажется, ему пришлось там очень несладко, особенно на фоне нашей развеселой камеры, которая снабжала всех остальных сигаретами, туалетной бумагой («Держите Зеву, кайфаните!»).

15 сентября 2012. Москва, проспект Сахарова.

ЭПИЛОГ

Освободили Женю и Таню вместе. За ворота они вышли, не сговариваясь, в кроссовках без шнурков. Провести лишнее время в отделении полиции ради зашнуровывания обуви? Увольте-с. На улице Женю ждала его мать. Её разыскали люди из ФСБ и пытались вытрясти из женщины подробности (она вообще ничего не знала), пугая тем, что уволят с работы. Мама предложила подвезти и поговорить. Короткий разговор закончился не на самых спокойных нотах, в результате супруги пошли пешком по вечернему Звейску к тому самому другу, который в их отсутствие кормил кошку. Ведь должен же быть кто-то, кто заботится о беззащитных и невиновных, и с кем можно искренне поговорить без опасения, что на тебя настучат.

Владимир вышел через двое суток, а через несколько недель уехал в Соединенные Штаты. Женя и Таня тоже вряд ли останутся в «этой стране». Как и многие-многие другие молодые люди из многих-многих похожих российских городов. Такого масштаба эмиграции русских людей Россия не знала уже более ста лет. Кто-то спросит, какая же мораль у всей этой истории. И не получит ответ на свой вопрос, потому что никакой морали нет, кроме очевидного вывода: думайте сами, делайте выводы независимо, поступайте самостоятельно. И не смотрите Zомбоящик.

Грязный Блогга

15 сентября 2012. Москва, проспект Сахарова.

POST SCRIPTUM

ТА: Да, когда мы ехали в изолятор, я полезла в интернет и нигде не нашла никакого упоминания о нашем пикете. И когда спросила, то полицейский мне сказал, что они все заколебались вычищать городские паблики, форумы и соцсети от фотографий и тредов с пикетом на площади. Скорее всего, требовали удалять все эти сообщения от модераторов и админов сайтов. Но весь Звейск, конечно, уже знал, в нашем маленьком городке нельзя ничего скрыть.

ЕВ: Через три-четыре дня после освобождения нам звонок. Танюша уже уничтожила все данные, выкинула симку, поменяла телефон (продала старый), потому что у неё стояли какие-то левые приложения, а что воткнули внутрь – вовсе никому не ведомо. Нам предложили явиться «на разговор» в отделение полиции, но я отказался, и тогда к нам домой приехали собственной персоной Евпатий Горынович и сам Заместитель начальника полиции Звейска. Я был на измене, думал, что всё начинается сначала. Приехали они в гражданской одежде и… Это вообще очень странный формат общения с властями, когда они в «гражданке» приезжают к тебе домой и как бы по-приятельски беседуют «за жизнь». Нас душевно предупредили, чтобы перед 9 мая мы на два-три дня уехали из Звейска. Если не хотим неприятностей, конечно. Когда подошли майские, мы уехали. И на прощание следопыты спросили у меня: «Где Вова?» А Вова уже к тому времени покинул Звейск и готовился валить в Штаты. Что я мог им сказать? Только одно: понятия не имею, связь с ним мы не поддерживаем. На пороге Евпатий Горыныч обернулся и веско так заметил, что у Владимира есть третий протокол, по которому ещё не прошло дело, смотрите, как бы и у вас не появился. И растворился в облачке едкого дыма.

15 декабря 2012. Москва, Лубянка.

UPDATE:

POST POST SCRIPTUM

Сейчас, когда главные герои в безопасности, можно назвать город, в котором всё это происходило. Встречайте: город Саров Нижегородской области. Владимир уехал в Штаты первым. Татьяна и Евгений (настоящие имена не буду называть, к материалу они ничего не добавят) подтянулись в США летом. Сейчас у них уже всё в порядке, живут (естественно) в Нью-Йорке (Брайтон-Бич, конечно же), снимают комнату в двушке (на пару с еще одними эмигрантами), Евгений работает по установке кондиционеров, вполне доволен работой и зарплатой, Татьяна работала в кафе, но после начала ракетных ударов России по гражданской инфраструктуре Украины отношение к приехавшим из России серьезно ухудшилось (сейчас ищет новую постоянную работу и перебивается съемками рекламы в массовке). По выходным они гуляют по городу и что самое главное – чувствуют себя в безопасности. Впереди новая жизнь.

Имена остальных персонажей нетрудно нагуглить, зная название города. Но они уже никому не интересны.