С БЕСАМИ ПОД НЕБЕСАМИ
Лестница в никуда. Ну да, разве можно пропустить шанс и не пойти по такой загадочной лестнице? Никак нет! Это же главное правило исследователя или путешественника: лезь туда, где нет ничего. Как-то, будучи в меру вёртким и не в меру любопытным мальцом лет 8-9, я исследовал тыльную сторону местного храма и обнаружил вентиляционное отверстие (чуть больше стандартной форточки), которое точно не могло никуда привести. Именно по этой причине я в него и полез, прихватив с собой десять коробков спичек (чтобы видеть в темноте – думал я тогда, чтобы быстрее задохнуться – подсказывают с трибун), вместо того чтобы взять фонарик. Спички развлекали меня в темноте, пока я лез по воздуховоду, ровно до того момента, когда лаз сузился достаточно, чтобы я в нём застрял. Очевидно, что после приступа паники мне всё-таки удалось выбраться, но какой я извлёк урок из этой истории? Путь ведущий в никуда должен иметь возможность к отступлению, но это не отменяет чудесных тайн, которые скрываются в конце пути. Оглядевшись вокруг и запомнив основные приметы, я сошёл с лестницы.
Если кто-то действительно подумал, что именно эти псевдоромантические соображения толкнули меня рвануть в лес, то извините. Всё куда проще: я увидел среди деревьев куполок и попробовал подойти к нему со стороны усадьбы, вот и вся романтика.
Честно говоря, идти по лесной зоне усадьбы куда интереснее, чем ползти по узкой кирпичной норе. Во-первых, сразу же стало понятно, куда уходят излишки воды, закачиваемые наверх из Большого Нижнего пруда: они вольно стекают по склону оврага, образуя почти настоящий горный ручей. Во всяком случае, выглядит он вполне натурально (и не факт, что миролюбивые «хозяева» знают о его существовании).
Противоположный склон оказался заросшим, но не менее живописным и (что самое главное) со следами человеческой жизнедеятельности.
И вот она – цель «похода в никуда», таинственная церковь. Впрочем, ничего таинственного в ней не оказалось, кроме тыльного ракурса, который не слишком популярен на интернет-пространстве. А ведь посмотреть на это стоит, крест на пузе. С лицевой стороны (забегая вперёд) это самая обычная (нет, разумеется) Церковь Рождества Богородицы, а вот с тыльной (прищурьтесь, расфокусируйте взгляд, посмотрите издалека) – обиженный злыми людьми человек-гриб с носом, ртом, шляпкой и льющимися из глаз ручьями слёз (это же с него рисовали эмодзи, правда?). Вот почему от людей скрывают Обратную Сторону Церкви.
И даже безо всяких шуток с тыльной стороны церковь смотрится не совсем обычно за счет своих покатых куполов, и вообще похожа на корабельную мачту с капитанским мостиком. Увы, но подойти к ней с этой стороны вплотную, а тем более обойти никак не возможно, потому что… Вотчинная церковь Голицына усилиями РПЦ оказалась вынесена за территорию усадьбы. На лицо прямой конфликт интересов двух силовых структур – МО РФ и РПЦ, – который был урегулирован переносом забора позади церкви (можно сказать, что армия уступила часть территории перед напором превосходящих сил и заняла более выгодную позицию). Вот так Рождество Богородицы оказалось по ту сторону санаторных владений на радость пастве и устроителям богослужений.
И вот вам альтернатива с муками выбора в придачу. С одной стороны, главный вход в церковь находился метрах в пятидесяти самое большее, но между нами был забор. Так что первый вариант полюбоваться, что же там такое видят все нормальные прихожане – перелезть через забор и с чувством собственного достоинства обогнуть церковь. Но это же не просто забор, а того, кого надо забор. Наверняка с силовым защитным полем. И этот вариант был всего лишь малость безопаснее, чем пересечь государственную границу в соболиной шубе и со стратегическим запасом золота на шее. Улыбнитесь в камеру, вас снимают. Снайперы. Второй вариант совсем уж какой-то ужасный: вернуться к усадьбе, пройти мимо неё на главную аллею, дойти до проходной, сдать пропуск (сувенирки нет, поэтому фактически сдать единственный трофей – каково, а?), а дальше – топать по безмятежному Марфино мимо гопников, почти не обращающих внимания на беззеркальный «Никон». И всё-таки я мужественно выбрал второй вариант. Прощай, зелёное «никуда»!
Марфино – это самое заурядное Подмосковье с типовыми «панельками», разбитыми дорогами и магазинами, больше похожими на картонные рюкзаки, забитые хламом. Здесь либо грязь, когда идут дожди, либо… «Хорошо, что с погодой повезло», – думал я, сплёвывая скопившуюся на губах коросту из пыли. Люди здесь приветливые, только не разговорчивые и никогда не улыбаются, собаки сытые, только излишне любопытные, а природа… Природы почти нет, потому что вокруг либо удобное жильё с благоустроенными возле подъездов дворами, либо останки цивилизации там, где когда-то были созданы рабочие места. Вот только штатное расписание для рабочих мест, кажись, резко сократили, но зато здесь-то природа своё как раз и берёт. Не знаю достоверно, что в Марфино с рабочими местами, но прихожане точно есть. Следом за ними, всеми двумя, я и двигался к церкви, хватит уже головой крутить по сторонам.
Вот и она – Церковь Рождества Богородицы, вотчинный храм Голициных. Это если с пафосом и со значением представлять. На самом деле… А и правда, что там с церковью на самом деле? Голицын Борис Алексеевич, боярин и воспитатель Петра I, фигурой был значительной, богатой и влиятельной, а потому усадеб и прочих владений у него было чуть больше, чем у дурака фантиков. В марте 1699 года он приобрёл Марфино и немедленно приступил к облагораживанию территории, поскольку прежние владельцы (а Голицын стал не третьим и даже не пятым хозяином Марфино) не предполагали посещения усадьбы высшими лицами государства. Бориска же (или как он себя называл в письмах к царю – Бориско) был с Петром Первым на укороченной ноге и высшего полета уже и представить было невозможно, а потому хозяйство должно было быть образцовым во всём, начиная с усадьбы и заканчивая… Имелись в Марфино две деревянные церквухи, которых вполне хватало нестатусным жителям и гостям, но вид покосившегося строения угнетал Бориса Алексеевича. Может быть, именно по этой причине князь сильно пил, грубил и даже бил (как правило слуг и прочих сотрудников). Так что уже в 1701 году Голицын решает снести марфинские курятники и поставить нормальную каменную церковь. Не нормальную, а уникальную. И чтобы далеко не ходить, князь использует проверенное средство, доверяя строительство Владимиру Ивановичу Белозерову, своему крепостному зодчему и ровеснику (молодым Бориско не доверял), совместно с которым уже соорудил один барочный шедевр – Знаменскую церковь в Дубровицах. Было ли это ошибкой или наоборот удачным решением, так до сих пор и непонятно. Внешне церковь не выглядит заурядно, но и не привлекает особенное внимание каким-то роскошеством: есть отдельные элементы барокко, но в целом производит более строгое впечатление, суть которого таится в «новом видении», привнесенном Петром из-за границы (этому способствовало и то, что Белозеров отправлялся на обучение во Францию). Но всё равно заметно, что с церковью что-то не так (особенно, если зайти к ней сзади, ха-ха).
А уж если повернуться к ней спиной, то… увидишь вторую церковь, расположенную прямо через дорогу – зимнюю церковь Петра и Павла. Зимняя церковь строилась, как правило рядом с летней и была в разы меньше и компактнее. Большую и просторную летнюю церковь было сложно обогревать, поэтому часто ставили небольшую церквуху с центральным отоплением и канализацией. А, нет, канализация появилась в церквях значительно позже. В общем, всё просто: летняя церковь – здоровенный неотапливаемый зал, зимняя рядом – небольшой сельский клуб для зимних встреч вокруг алтаря. Так что рядом с Рождеством Богородицы (сезон в которой, надо полагать закрывался после 21 сентября) построили Петропавловку. Нет-нет, никакого отношения ни к Белозерову, ни к Голицину она не имеет, поскольку была построена в 1777 году уже следующим владельцем Марфино – Иваном Петровичем Салтыковым – и в соответствии со своим зимним назначением была проектом куда более скромным и менее амбициозным. Настолько менее амбициозным, что даже имени архитектора не сохранилось в архивных записях. Но своя отличительная черта есть даже у Петропавловской церквушки – это церковь «под звоном» (или как принято говорить среди тех, кто в теме – «иже под колоколы»), то есть церковь, у которой колокола размещались непосредственно над внутренним помещением. Одно дело, когда внутри помещения играет орган (и то, с непривычки может ошарашить), а другое – долбежный звон колоколов. Вы когда-нибудь стояли под колоколом или рядом с ним во время трезвона? Тогда должны понимать, почему, появившись в XIV веке, такой тип церквей достиг пика популярности в XV веке, а уже в XVI сошёл почти на нет. В XVIII-XIX веках новая церковь иже под колоколы была редкостью, так что марфинская зимняя церковь выбивалась из общего ряда многочисленных утилитарных церковных зданий второй половины XVIII века.
Я обошёл вокруг неё, даже для верности подёргал за ручку двери, но мне никто не открыл. «Не сезон», – догадался я. И только когда перешёл дорогу, направляясь к летней (главной) церкви, услышал за спиной шум мотора. Батюшка остановился у закрытых ворот, бодро выскочил из заурядного «рендж ровера», отпер ворота и завёз колесницу на зимнюю территорию. Скромно живут служители культа, а забот эвон как много – поди разорвись на две церкви.
Итак, в 1701 году сильно пьющий князь Голицын (как писал про него князь Куракин: «...а особливо склонен был к питию») даёт задание своему непьющему крепостному зодчему Белозерову выстроить церковь славную, не типовую. Забегая вперёд: в какой-то мере ему это удалось, но есть нюанс. С фундаментом Владимир Иванович долго не терзался, поскольку сразу решил делать церковь равносторонним крестом, как и в Дубровицах. Можно было бы такую геометрию называть даже не кресто-, а плюсообразной. Разве что алтарная часть была сделана закруглённой (а всё ради плачущего человека-гриба с тыльной стороны, не иначе!). Но в этом не было ничего оригинального: органично, пропорционально, даже конструктивно, но не удивительно. Основной сюрприз зодчий подготовил внутри здания. И это сразу бросается в глаза, то есть, как только заходишь, сразу понимаешь, что как-то необычно внутри, но в первые секунды не очень понятно, что же здесь не так. А просто Белозеров прямо в центре зала поставил по окружности прямо под световым барабаном четыре закругленных пилона. Как принято говорить в высшем кругу российских архитекторов: аналоговнет. Это уникальное решение (сравните, например с поддерживающими свод массивными квадратными столбами в центре Преображенского собора в Новоспасском монастыре – ничего похожего) стоило автору дорогого, но в то же время пилоны, создали ощущение танцевальной легкости, какой-то светлой архитектурной хореографии. В центре пилонов ниши. Зачем надо было их делать? Скорее всего, в них стояли (или должны были стоять) скульптуры, но ни фрагментов этих скульптур, ни упоминания о них до нас не добралось. Странно, что их до сих пор толком не используют. А ведь, казалось бы, идея лежит на поверхности: наклей на пол в нише пиктограмму фотоаппарата и вуаля, популярное место для фоточек в Инстаграм готово – знай только снимай по 50 рублей с каждой желающей. Хотя, кого я учу коммерческой хватке?
Образовав круг, пилоны не только придают особую пластику внутреннему пространству, но и делают его закрытым, что в те времена противоречило традиции открытых больших залов в культовых учреждениях. Ныне почти не известная, Марфинская церковь стала новаторством и задала тренд на «закрытость», который продержался в русской религиозной архитектуре до XIX века. Не нашлось, увы, второго Белозерова, чтобы довести идею о закрытии церкви до логического завершения. Да и не сразу, если честно сказать, поняли его замысел. В первую очередь не понял генеральный заказчик. И вот что произошло.
Строил наш даровитый зодчий свою Церковь Рождества Богородицы без особой спешки и спустил её на воду в 1707 году. Фигурально «на воду», конечно, не по-настоящему. Выбрал он для церкви место красивое, открытое, на краю утёса, над водами нижних Марфинских прудов. В общем, красиво расположил, не придраться, но время выбрал не очень удачное (а ведь ему советовали поторопиться). Пока Владимир Иванович строил, Борис Алексеевич пивал, знаете ли. Вот как аккуратно описывал генерал Патрик Гордон посещение усадьбы: «…был на празднике, который давал князь Борис Голицын в своей усадьбе, где было большое общество и сильно пили». А в 1705 году возьми, да и случись Астраханское восстание (против налогов, и указов о ношении иностранного платья и брадобритии). Голицын проявил полную неготовность к такому повороту событий где-то там в Астрахани, отделавшись информационным письмом царю о том, что бунтари взяли Астраханский кремль, казнили Ржевского и установили в городе свои порядки. А если бы они сговорились бы с «вагнерами» и на Москву пошли, а?! Не такой реакции ждал от своего приближённого Пётр I. Не, закончилось всё счастливо: Астрахань была взята фельдмаршалом Шереметевым, 365 астраханцев казнены, в общем, в 1706 году наступил мир и порядок, но Голицына царь отправил в отставку.
Полагаете, князь от этого стал меньше пить? Ровно наоборот. Ну, тогда, вероятно, он стал покладистее и внимательнее к своим людям? Ровно наоборот. Храм был освящен в сентябре 1707 года, пока Голицын осваивал погреба других своих усадеб. И всё бы обошлось, если бы по приезде в Марфино чаша его не оскудела, но, проснувшись как-то ненастным утром без штофа на прикроватной тумбочке, Бориско вспомнил, что ему кто-то говорил о свежепостроенной церкви. «Сначала гляну, что там Володька смастерил, а потом уже и причащусь», – вполне логично рассудил князь и приказал запрягать карету. Через пятнадцать минут он уже стоял в храме, с недоумением глядя перед собой. «Помнится, прожект был какой-то иной, более просторный, что ли», – раздраженно подумал Голицын и тут же причастился прямо из горла. Ещё через 15 минут, добравшись до дома, князь приказал высечь Володьку Белозерова на псарне, потому что прожект изменил. Владимир Иванович после избиения плетьми сильно захворал – то ли какие органы ему повредили, то ли унижения такого несправедливого снести не смог. А вскоре – в ноябре 1708 года – тихо скончался в возрасте 59 лет. Борис Алексеевич тоже никакой радости от происшедшей экзекуции не получил, только ещё больше пить стал. В 1713 году он собрал гору церковной утвари (дар от царя при освящении храма в Дубровицах), оставил наследнику много недвижимости и ещё больше долгов и уехал во Флорищеву пустынь, где постригся в монахи, взял себе погоняло Боголеп и менее чем через год помер от тоски и жажды. Пацан пришёл к успеху по длинной дороге от бесов к небесам.
Я ещё покрутился между пилонами в залитой светом церкви, удивляясь центричности помещения. Если рассредоточить внимание, то в какой-то момент начинает казаться, что перед тобой всегда одна и та же часть одного нефа, бесконечный тупик, а выхода нет и не будет («Выход есть!» – проголосил в моей голове Борис Алексеевич Голицын и выдохнул). Пора заканчивать этот коловорот и возвращаться к людям, то есть продолжать следовать по заранее намеченному маршруту. А две церкви – зимняя и летняя – совершенно разные, но соединенные столетиями, продолжили свою службу на благо некоторым людям. Является ли «Range Rover» благом – вопрос неоднозначный.
Марфино, церкви, обычные дела...
Comments