ДОМ ЗАХОДЯЩЕГО СОЛНЦА
Наверное, нет ничего более правильного и одновременно более противного, чем совет «умей расставлять приоритеты». Съешь сначала полезное, потом – вкусное; сделал дело – гуляй смело; трать деньги с умом; за двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь; вместе мы сила – голосуем… а, не, это другое. В общем, понятно, что мама, конечно, права, когда заставляет сделать домашку, а просмотр новой серии Спайдермена отложить на час-другой, но как быть с сиюминутной тягой к прекрасному? Да очень просто: души к прекрасному порывы, чтобы получить две конфеты вместо одной. И этому нас учит вся детская литература (а порой и взрослая). Откроем, допустим, «Пятнадцатилетнего капитана». С одной стороны кузен Бенедикт хороший (и бегает не хуже Мукунку), добрый и воспитанный человек, которого можно было бы приводить детям в пример, если бы он умел правильно расставлять приоритеты. Но разве можно вывести героический образ из чувака, который постоянно забывает о главном и, сломя голову, несётся вслед за прекрасными мелочами, выстраивая исполинские нагромождения факапов на своем извилистом пути? Никак нельзя. И Жюль Верн назидательно завершает образ нелепого кузена достойной «наградой» в финале: оглушительное разочарование в виде паука без двух оторванных лап, который должен был стать «Шестиногом Бенедикта», но не стал. И на радость родителям ребенок с истинно бенедектинским вздохом закрывает книгу: «Мудак ты, дядя». Ещё один кирпич в стену правильно расставляемых приоритетов.
Синтра прекрасна, даже восхитительна, достойна отдельного рассказа и любого потраченного времени, но оказаться на грани превращения её в обезлапленного паука было весьма безрассудно. И вот когда заросли начали мрачнеть, а смягчившийся напор солнца шепнул на ушко, что сейчас позднее, чем ты думаешь, пришло осознание грядущего факапа по-бенедиктински. «Чирух-чих-чар, нам надо торопиться!» – и мы устремились на автобусную остановку, чтобы попытаться успеть на Мыс Рока вовремя.
Хотя… Надо уметь правильно расставлять приоритеты, а желудок куда важнее, чем все красоты мира вместе взятые. Опять же, можно вспомнить ещё одну мудрость (может, конечно, не такую правильную и противную, как про приоритеты): сытое брюхо к страданиям глухо. Так что совет каждому: чтобы не страдать, загляните предварительно минут на 15-20 в маленькое кафе «Casa das Queijadas», что совсем рядом с вокзалом. Чашка кофе за один евро точно не обременит ваш туристический бюджет, а про стоимость queijadas говорить и вовсе смешно – эта вкуснятина очень коварна, заставляет забыть одновременно и про время, и про деньги. Что же это за зверь такой с труднонаписуемым названием? Это пирожное, традиционное португальское лакомство. И хотя его название происходит от слова сыр (кейджу), да и готовится кейжадаш с мягким домашним сыром, но оно совсем не похоже на хипстерский чизкейк: забудьте про ложечки и смело берите прямо руками (но нежно, как замерзшую синичку) эти кулинарные миниатюрки из тончайшего слоеного теста. Кейжадаш – это как маффин из Рая, это как ангельские розеточки с кремом, сбитым из облаков, это как паштел-де-ната некурящего человека. Да, конечно же, готовят кейжадаши по всей Португалии, но одни из самых популярных – именно в Синтре. Так что пусть весь мир отдохнёт, пока вы наслаждаетесь после просмотра достопримечательностей кейжадашем с чашечкой кофе. Например, в «Casa das Queijadas».
Мир, наверное, может подождать, но к солнцу с такой просьбой обращаться бесперспективно, поверьте. А ведь именно от солнца мы ждём очередного чуда. Поэтому я мысленно обращаюсь не к солнцу, а к водителю автобуса, умоляя того поднажать. Конечно, не так поднажать, чтобы слететь в кювет, превратив содержимое автобуса в тушёнку, или задавить симпатичного велосипедиста, а чтобы и самому приятно было, и нам быстрее. Водитель чувствует мой взгляд (иначе зачем бы ему нервно оборачиваться?) и действительно поднажимает. Мимо окна проносятся почти инопланетные пейзажи, подкрашенные уже начавшим бронзоветь светилом. Да что там «начавшим»! Совсем забронзовело солнце наше высокомерное, на людей не обращает никакого внимания, но дай только срок, Феб, всё получится. При чём тут Феб? Скоро станет понятно, а пока ограничусь лишь краткой справкой. Феб – это кликуха Аполлона, означающая, если верить Википедии (и тут она не врёт), «лучезарный», «сияющий». Самое главное, что он (Аполлон с погремухой «Феб») в период Поздней Античности олицетворял Солнце. Пока это надо просто запомнить.
Мы успели, в гости к Фебу не бывает опозданий (бывает, конечно, да ещё как бывает, но мы успели). Мыс Рока, Кабо-да-Рока, Край Земли, Самая Западная Точка Европы… Какой ещё трюизм можно вытащить из верхнего слоя памяти? Ах, ну да, я же в детстве был уверен в том, что это Мыс Рока в смысле Мыс Судьбы. Пусть здесь будет ещё и Судьба, хорошо, но самое главное заключено не в географической точке, а в событии, которое случается точно реже, чем 365 раз в году и длится только несколько минут. Закат на Кабо-да-Рока. О нём говорили столько всего, не меньше, чем о Джоконде, поэтому пропустить это «светопредставление» было бы ужасным преступлением, не имеющим оправдания, хуже, чем фейки, дискредитация, измена и оправдание вместе взятые. Но автобус распахнул двери, открыв перед нами небо с закатным солнцем. Бегом! Бегом (смотрите под ноги) поближе к первым рядам зрителей, чтобы не пропустить, чтобы увидеть, почувствовать, впитать. Это закат на Мысе Рока, детка!
Что же собой представляет Мыс Рока в качестве достопримечательности? Если упрощать, то зрелище весьма скудное – крест да маяк, но лучше, всё-таки, разобраться более подробно.
Это сегодня каждый турист знает, что Мыс Рока – самая западная точка и место, где заканчивается земля, а раньше… Не сказать, чтобы Европа заселялась из рук вон и за первую тысячу лет нашей эры так и не была изучена. Не сказать, чтобы очертания материка были изменчивы, словно сердце красавицы, а тектонические процессы перекраивали рельеф каждую сотню лет. Не сказать, чтобы человечество к десятому веку так и не научилось рисовать карты… каррамба, с этим же прекрасно справлялись дохристианские эллины! Нет, дамы и господа, всего этого не сказать, но чем именно объяснить столь долгую раскачку, не смог бы ответить даже Стивен Хокинг, мастер по всевозможным искривлениям времени и пространства: Кабо-да-Рока был назван самой западной точкой государства только в 1143 году, да и назывался он тогда иначе. Но еще полторы сотни лет понадобилось европейским географам, чтобы признать его в 1297 году западной границей континента. В конце XIII века! Птолемей с отчаянием наблюдал с Того света, как в Старом издеваются над здравым географическим смыслом, и к этому времени успел изрисовать все облака на Небесах именами бездарных географов, которым выдавалась рекомендация прямиком от ворот на плоскую сковородку в Аду. Ну, серьезно, чем они там все занимались?!
А закат в это время разворачивался (или наоборот сворачивался?) вовсю. Солнце по-хозяйски присело на край горизонта и стало заливать океан раскалённым металлом низкочастотных световых волн. Волны морские с удовольствием приняли участие в спектакле и едва различимой рябью стали ретушировать поверхность. Сюжет развивался по тысячелетиями отлаженному сценарию, но с какого раза возможно привыкнуть к этой сказке? Десять раз достаточно? Наверное, нет. Сто, тысяча? Наверное, с какого-то там раза привыкнуть можно, но разве возможно думать об этом, наблюдая такое впервые? Я видел тысячи закатов – в океане, море, озере, в горах и в полях, с равнины, склона, телебашни, из окна поезда и из иллюминатора самолета, – но такого заката видеть не доводилось. Поэтому мы смотрели во все глаза и молчали.
Повезло же португальскому поэту с романтическим именем Луиш Ваз де Камоэнс (португальский аналог Пушкина по уровню поэтической популярности), что к XVI веку, который поэт почтил своим присутствием, с географическим местоположением Кабо-да-Рока уже разобрались, а то чьи слова нанесли бы на самый западный крест Европы? Ах, да, все же знают, что выбито на камне (да?), но почему-то преимущественно цитируют только одну строчку: «Где кончается суша и начинается море». Видимо, это либо от природной человеческой лени, либо от воспитанной в человеке скупости. Неужели так сложно привести все четыре процитированные на памятнике строки? Грубый гуглопереводчик бесстрастно сообщает, что в переводе с португальского написано следующее:
Вот почти вершина головы Европы,
Лузитанского королевства,
Где кончается суша и начинается море,
И где Феб покоится в океане.
Здесь надо сделать несколько пояснений. Во-первых, это строчки из поэмы Камоэнса «Лузиады» (особо и гадать не надо, чтобы догадаться, к какой литературной глыбище решил присоседиться португалец), которую он написал, страдая в далёкой Индии и мечтая переехать на ПМЖ в Португалию. Эти его мечтания, полагаю, и сегодня разделяют чёртовы толпы страдающих в Индии. Во-вторых, Лузитанское королевство – это, конечно, не то королевство Северная Лузитания, которое хотел создать Наполеон, а римская провинция, на территории которой находятся современная Португалия и часть не менее современной Испании. Да, Луиш изрядно поехал на теме древней истории, пытаясь стать Гомером Позднего Возрождения, но ведь и по сей день находятся энтузиасты, использующие термины типа Московия или Святая Русь, да ещё и пальчиками по картам водят с умным видом. Так что и здесь Камоэнса можно понять. В-третьих, Голова Европы – так в народе называли Пиренейский полуостров. Ну а что? Апеннинский называть «сапогом» можно, а чем «голова» хуже? Вообще, конечно, странная Европа получается, и даже не хочется думать, как в этом случае станут называть Балканский полуостров. В-четвертых, мы наконец-то добрались до Феба, но с ним разобрались раньше, слава римским богам. И вот теперь настала пора не какого-то там корявого гуглоперевода, а настоящего, поэтического, изданного книгой «Лузиады» ещё в давние времена, в самой читающей стране самого вкусного пломбира. Авторка перевода – милая моему сердцу Ольга Овчаренко. В общем, если бы вы задумали поставить на Мысе Рока Русско-православный крест, то пришлось выбить в камне следующие строки:
И там, где волны бег свой начинают,
Где суша обрывается над морем,
Собой Европы голову венчают
Моей страны поля, равнины, горы.
Увы, но с солнцеликим Фебом Ольга обошлась непочтительно и даже как-то жестоко, начисто вымарав чудесное явление природы (или если вам угодно – божественного замысла).
К счастью, Фебу ничего не известно про Ольгу Овчаренко, поэтому он почти рутинно продолжал своё волшебство, начав смешивать воду и воздух медленно текущим алым, рыжим, пурпурным, розовым. А тут ещё, откуда ни возьмись, словно труппа приглашенных артистов, появилась стая чаек, сделав картину до того щемящей и пронзительной, что мир замер на какой-то волосок мгновения слюдяной пластиной, на ничтожную долю наносекунды всё вокруг остановилось, очерченное звоном тишины. И вот в этой звенящей тишине…
Надо быть очень аккуратным, когда пытаешься по языку говорящего определить, откуда он приехал. Но только не в этом случае, потому что небольшая компания расположилась прямо за нами и, к великому огорчению, спрятаться от их слов было совершенно невозможно. Так что определить, откуда они приехали, можно было без сомнений не только с точностью до страны. Это были москвичи, обсуждающие бытовые планы по возвращении домой. Обычная семья, оказавшаяся в необычное время в необычном месте. И ни один из них этого не понял. Ни один, включая мальчика лет 9-12.
И вот представьте, что в этой звенящей тишине вы стоите, перестав дышать, и с таким трепетом наблюдаете за происходящим, с каким не наблюдали бы второе пришествие Господа некоторой части населения Земли. Вы просто растворяетесь в колдовском ритуале. И вот именно здесь, именно сейчас, когда даже звуки симфонии Вагнера показались бы кабацким бренчанием, мальчику, что стоит сбоку от вас, приходит в голову замечательная идея:
– А давайте желание загадывать!
Мальчику отвечает папаша:
– Давай. Только вслух не говори, а то не исполнится.
И даровитый отпрыск тут же начинает верещать:
– Я хочу... Я хочу!.. МНОГО ТАНКОВ!!!!
Слово «блять» (даже в сопровождении своих родственников по словарю) при всей его ёмкости не способно отразить возникающие эмоции. Надеюсь, вы понимаете.
Тем временем, солнце окончательно ушло на покой («Там, где Феб покоится в океане»). То ли благодаря особенной плотности воздуха, то ли углу наблюдения, то ли температурным режимам водных потоков, солнце зашло не за линию горизонта, а опустилось перед ней прямо в океан. Такого я точно раньше никогда не видел. Возможно, это вообще сезонное явление. Но какая к богам разница?! Пусть ответ останется учёным, а не счастливчикам-созерцателям. Ну а тем, кто воспитал ребёнка слепым ко всему, кроме орудий массового уничтожения, никакие ответы не нужны ровно так же, как и вопросы. Упокоение Феба в океане напротив Мыса Рока, да святится чудо твоё. Аминь.
Как же от этих закатов, наверное, устал сам мыс. Он-то не приезжает сюда с экскурсией, а веками стоит, словно каменный болван какой. Впрочем, почему «словно»? Это суровое наследие геологических процессов, окруженное с трех сторон водой, называется максимально тупо и примитивно: мыс Скала. Яркий пример развитой фантазии членов географических обществ, не правда ли? Отчасти этот неловкий момент реабилитируется местным населением, которое предпочитает называть его – O Focinho da Roca, что можно перевести как Скалья Морда (или совсем было бы хорошо назвать по-русски Оскал Скалы). Грубо? Зато уж точно лучше этого вашего Мыс Скала. А для персон с тонкой душевной организацией имеется более поэтический вариант – Promontório da Lua, то есть Мыс Луны, но, чтобы понять это название, необходимо остаться здесь на ночь. И у нас это почти получилось, однако не буду забегать вперёд.
История местности, понятное дело, в силу географического положения была бурная, дикая и симпатичная, как её склоны, впадины и выпуклости, покрытые вереском, рогозом и ладанником. Безусловно, жемчужиной в флористической короне является эндемичная гвоздика (именуемая здесь римской), чьи буйные цветы можно увидеть только на болотах и скалах на северной стороне мыса. Но о гвоздике, кажется, у нас будет ещё повод поговорить, вернёмся к разговору о всевозможной исторической дичи. Здесь останавливались и сражались с теми, кто хотел того же, финикийцы, римляне и мавры. Здесь строили крепость (документы указывают на её существование ещё в XVII веке), от которой не осталось и камня на камне (хотя можно обнаружить фрагментарные следы). Здесь мечтали основать свою вечную Тортугу честные пираты.
Известный в древности как Мыс Богов, Мыс Луны или просто Большой Мыс, Мыс Рока всегда был основной навигационной точкой для поиска прохода к Лиссабону и в целом к побережью Синтры. Но такой себе точкой, прямо скажем, весьма протяженной и не очень безопасной точкой. Тонули здесь часто и охотно: первое документальное упоминание о морской аварии на побережье Синтры датируется 1147 годом, но будьте уверены, что к тому времени дно возле скал Мыса Луны (отличное же название было – Лунный Мыс) было уже усеяно рулями, форштевнями и шпангоутами. К авариям можно ещё вернуться, однако не только стихия и рельеф угрожали мореплавателям. Все корабли, набитые товаром, что тащили свое богачество из Индии, Африки, с Азорских островов и других мест в Англию, Нидерланды, северные порты Священной Римской империи вынуждены были огибать побережье Синтры, а в большинстве случаев искать здесь место для стоянки, чтобы отдохнуть и пополнить запасы воды и пищи. Смекаете? Эти набитые богатством увальни искали покоя от бурь на земле. И что же они находили в месте, где кончается суша и начинается океан?
Первые пираты были сухопутными, вместо «Чёрной Жемчужины» им вполне хватало нескольких лодок, а то и вовсе пользовались захваченными. Настоящие же корсары появились здесь только в XVI веке. Мигель Ласерда в своем исследовании пишет, что самые ранние известные случаи морского пиратства у Кабо-да-Рока были связаны с французскими разбойниками в период с 1520 по 1537 год, хотя некоторые из них происходили не в водах Синтры, а на несколько лиг дальше от берега. Пираты регулярно парковались у мыса Рока, где протекал ручей (Почему «протекал»? Этот ручей сохранил и пронёс себя через века), чтобы заполнить бочки водой и с высоты скал наблюдать за океаном, выискивая добычу. Пираты были алчны, несправедливы и жестоки, поэтому стали настоящей проблемой для крупного бизнеса и межконтинентальных корпораций. Неудивительно, что где-то во времена Позднего Возрождения в окрестностях бухты Ассентис был построен форт Носса-Сеньора-да-Рока. Точной даты строительства не сохранилось. Известно только, если верить Карлушу Калликсто, что анонимный инспектор посетил это место в апреле 1751 года, когда форт был уже достаточно разрушен. С одной стороны имелось мнение инспектора, что форт Носса-Сеньора-да-Рока находился "в одном из самых важных мест в этом флоте, поскольку он в значительной степени защищает от врагов небольшие суда, идущие на север". С другой стороны, на стол компетентных органов легла бумага счетной палаты, в которой говорилось, что полная реконструкция форта обойдется в один миллион триста тысяч рейсов (реалов). Угадаете, чем всё закончилось? Правильно, ничем. Стоит сооружение? Ну и пусть себе стоит дальше, а если станет «заброшенкой», выстроим на его месте большой, современный ЖК… ой, это в другом месте и в другое время. В общем, в 1763 году форт насчитывал четыре пушки, в 1777 году пушек осталось только две, а гарнизон состоял из одного капрала и трёх пехотинцев. В 1796 году, в новом отчёте, значение укрепления было признано "почти бесполезным, поскольку оно не защищает никакой гавани, а его выстрелы настолько отвесны, что не могут произвести никакого эффекта». Наконец, в отчете за 1831 год говорилось, что "огнем с батареи этого форта невозможно потревожить неприятеля из-за его большой высоты над морем". И вот вам итог: от форта остались даже не руины, а только лишь следы от руин. Не повезло форту. Прощай навеки, наш милый Носса-Сеньора-да-Рока.
Что же касается корсаров, то… В 1635-м урка (другие названия – бискайская урка или пачато) под командованием Жуана да Кошты, который также выполнял функции лоцмана, взяла курс на Индию. Туда (вместе с ещё двумя кораблями – "Санта-Катарина де Рибамар" и "Носса-Сеньора да Сауде") добрались без особых проблем, набили трюмы экзотическим добром и где-то в 1637 году отправились обратно уже в одиночку, оставив далеко позади своих компаньонов. Но известная поговорка гонщиков гласит, что побеждает тот, кто покажет максимальную среднюю скорость на всей трассе, а не на одном из участков. И вот вам расплата за высокомерие и спешку: в декабре 1637 года урка Жуана да Кошты вступила в бой с четырьмя кораблями мусульманских пиратов и была сожжена. И пучина сия поглотила ея. Это было последнее зафиксированное нападение пиратов на торговые суда в регионе. С тех пор здесь от корсаров даже следов не осталось (если только на дне морском). Форту повезло больше.
Пираты исчезли, а желание документировать корабельные потери осталось. Блогеры XVII века заточили перья и рядком уселись на высоком краю мыса, чтобы лично присутствовать при кораблекрушении. Да так торопились, что не стали дожидаться, пока со скал окончательно смоет пиратов. Первое великое кораблекрушение случилось в 1611 году. Не забываем, что посчитать все затонувшие у Мыса Рока корабли нет никакой возможности, настолько их было много. В наши дни аквалангисты (и даже простые ныряльщики!) регулярно вытаскивают со дна бронзовые изделия (от корабельных пушек, до столовых приборов). Здесь на руку нашим современникам сыграл тот факт, что 10-метровая изобата подходит очень близко к берегу, а дно грязное с почти нулевой видимостью. Да, ловцам удачи здесь можно попытать счастья, ведь не одними пушками и ложками были нагружены несчастные корабли. Итак, 1611 год. Капитан Педро Реболо возвращал свою шхуну с нежным названием «Nuestra Señora de la Encarnación» (не путать с испанским тёзкой, затонувшим в 1681 году!) прямиком из теряющего коммерческую привлекательность Пуэрто-Рико. И пусть к началу семнадцатого века Пуэрто-Рико уже проигрывал материковым месторождениям серебра и золота, но всё ещё имел кое-что в своих закромах. «Кое-что» весило несколько десятков тонн. Однако, Педро не учёл коварность местного рельефа и пропорол брюхо Богоматери чуть юго-западнее Мыса Рока. 90-тонный корабль пошёл ко дну. С него и началась дальнейшая потеха.
Продолжим разговор о крупных кораблях, загибайте пальцы.
2 ноября 1636 года у мыса Рока затонуло судно «Nau Santa Catarina de Ribamar» из португальского королевского флота Каррейра-да-Индия. Трюмы были в Гоа забиты товаром, а на борту находилось около 470 пассажиров (это же сколько кошельков с золотом посеяно!), но капитан Луис Кастаньеда де Васконселос не сумел спасти ни их, ни себя. Из холодной воды не выбрался никто, кроме одной шлюпки на 15 человек (хвала выжившим очевидцам!). А через три года здесь же шторм размолотил сразу три турецких судна, усеяв дно коврами, ятаганами и наргиле.
1 января 1731 года из Марселя в Лиссабон вышла французская тартана Notre Dame de Misericorde водоизмещением 50 тонн. Казалось бы, что может пойти не так в таком коротком переходе? А вот не надо начинать важные дела в первый день года, доешьте салаты с майонезом, хотя бы. Во время шторма сбилась навигация, корабль уклонился на север и 3 февраля был выброшен на прибрежные скалы между Кабо-да-Рока и Кашкайшем. Товары разнесло по акватории.
В 1785 году на воду был спущен 50-пушечный красавец Британского Королевского Флота – «HMS Medusa». Всем он был хорош, пока не получил на борт нового капитана по имени Александр Беккер. Тут-то и пришёл конец его славной истории, потому что капитан успешно потопил «Медузу» возле мыса Рока 26 ноября 1798 года. Ни одна из пятидесяти пушек не выплыла.
После относительно спокойной первой половины XIX века вторая подкинула ещё несколько жирных потоплений. Сначала 26 августа 1871 года недалеко от мыса Рока пустил пузыри английский пароход «Lunefeld», утопивший вместе с собой огромное количество железнодорожных конструкций (в основном это были рельсы), направлявшихся в Триест. Но это были цветочки, не прошло и года, как 3 мая 1872 года французский пароход «Сен-Жермен» затонул в районе Прайя-да-Урса. Грузы становились больше, корабли и пароходы приобретали всё большую осадку. Результатом прогресса стала целая серия посадок кораблей на мель в районе самой западной точки Европы. Но кто будет считать севших на мель? В чём драма, если все люди спаслись? В утрате груза? Ой, да ладно, потом старатели извлекут, если там было что-то ценное. Куда более странная и трагичная тенденция зародилась в 1875 году. 20 января у того же Кабо-да-Рока португальский пароход «Инсулано», построенный в 1868 году и принадлежавший компании «Empresa Insulana de Navegação», весом 877 тонн (!), был протаранен (!!) английским пароходом "City Of Mecca". Что характерно: португальский пароходишко сразу пошёл ко дну, а вот англичанин потом ещё бороздил просторы мирового океана вплоть до 1913 года. Похоже, возле Мыса Рока начало становиться слишком тесно. Или это была всего лишь случайность?
24 декабря 1886 года французский лайнер «Ville de Victoria» был дозаправлен топливом и отправился из Лиссабона в сторону Рио-де-Жанейро. Большинство пассажиров уже были в своих каютах. В 04:30 лайнер был пробит носом английского линкора «HMS Sultan». За 10 минут все буквально полетело к чертям собачьим. Времени для стандартной эвакуации пассажиров и экипаж не было: декабрь, зима, ледяная вода, ставшая смертельным капканом. Всего погибло 32 человека. Больше всего потрясла скорость, с которой всё произошло, и насколько было близко к земле. На протяжении следующих дней на пляжах находили бочки с вином, куски дерева от корпуса, багаж пассажиров, мебель и, конечно, трупы. В катастрофе поучаствовали три страны – Португалия, Франция и Англия, – поэтому захоронение стало причиной встречи дипломатов и высоких представителей этих трех стран, что вызвало массовое любопытство местных жителей: интересно же, движуха, много иностранцев, в общем, для народа – почти праздник, как никак бесплатный цирк. Который, увы, не стал последним.
В 1900 году в Англии был построен пароход с гордым именем «London Bridge». И всё с ним было в полном порядке. Так зачем же менять то, что и так работает? Нет, за пару лет до Первой мировой войны пароход был выкуплен греческим подданным, г-ном М. Д. Асимакосом из Андроса (Разве можно не любить стиль газетных статей начала XX века и вот это вот «М. Д.»?!), и переименован в «Dimitrios». Большая ошибка. В валлийском Пенарте все 3022 тонны водоизмещения были забиты углём и пароход неспешно (ведь никакой войны ещё не было) отправился в Марсель. 4 февраля 1914 года гордость французского пароходства (если точнее – компании «Compagnie de Navigation Sud Atlantique») — совсем новый пароход «Lutetia» (водоизмещение 14650 тонн), оснащенный турбинами и поршневыми двигателями с четырьмя гребными винтами – на всём ходу протаранила набитого углем «грека» и отправила его на дно морское меньше чем в миле от Кабо-да-Рока. «Димитриос» упокоился навеки, а «Лутеция» едва доползла до Лиссабона, чтобы встать там на капитальный ремонт. Пассажиры, следовавшие на ней из Монтевидео в Бордо, вынуждены были осваивать новые маршруты, а господин М. Д. Асимакос из Андроса получил страховую выплату в размере 20 тысяч фунтов стерлингов.
23 октября 1922 года испанский пароход «Begoña» в семи милях от Мыса Рока был «атакован» английским пароходом «Avontown». Экипаж удалось спасти. Больше того, спасательное судно «Valkirien» даже взяло испанца на буксир, но до берега не дотянуло: недалеко от Кашкайша «Бегония» затонула вместе с тремя тысячами тонн руды.
А ведь было ещё 24 апреля 1963 года столкновение теплохода «Loiusa Gorthom» с испанским судном «Virgen de la Esperanza». Ну и совсем свежак – таинственное исчезновение в восьми с половиной милях от Кабо-да-Рока рыболовного судна «Bolama MFV». Ни одного метра из 38 метров длины и 7 метров ширины найти не удалось. Ни одно журналистское расследование не дало результатов. Судно просто исчезло.
Что по поводу всего этого можно сказать? Флотва, не тараньте друг друга!
Пожалуй, Мыс Рока это место на португальском побережье, где произошло больше всего кораблекрушений. Количество затонувших здесь судов и суденышек измеряется тысячами (!), из них, по оценкам историков и узких специалистов, около 320 перевозили сокровища (в современном понимании этого слова). Казалось бы, всё должно быть тщательно исследовано, а дно перекопано раз по триста вдоль и поперек. Но нет, фигушки! Первая задокументированная находка была извлечена со дна только в августе 1966 года. Тащили с мелководья то, что покрупнее – это была бронзовая пушка XVII века длиной почти три метра и весом полторы тонны. Следующая экспедиция в 1967 году обнаружила на дне 13 предметов. Они вытащили колокол, ещё пару пушек, и отвалили, записав координаты, но прибывшие следом искатели в указанном месте ничего найти не смогли, так как дно было слишком заилено. И тут-то народец и потянулся. А так как глубина в месте находки была от 4 до 8 метров, то в надежде вытащить что-нибудь ценное ныряли даже самые обычные оборванцы. Вспыхнувший ажиотаж до истерики напугал португальских археологов. «Это всё моё, родное!» – кричал на собрании хранителей древности самый главный аквалангист среди местных археологов. Попутно он краем глаза наблюдал в окно, как его жена надувает резиновую лодку и кладёт в неё два судка с едой, снаряжая мужа в ночное. Нервическое поведение людей с кисточками и маникюрными молоточками передалось правительству Португалии и в результате был создан Национальный центр морской и подводной археологии. Так что теперь дно окиянское на десять миль округ Мыса Рока находится под его защитой и опекой. Теперь никто там не ныряет и пушки наверх не вытаскивает – на дне оно надежнее сохранится, безусловно, а сокровища – тем паче.
Но ведь могло потонуть куда больше, если бы не… Ну, конечно, что ещё есть на мысе примечательного? Маяк! И без него в этой истории никак и никуда.
Многие ошибочно полагают, что маяк Кабо-да-Рока – старейший в Португалии. Увы, красивая история, но не про него. Долгое время в Португалии обходились вообще без маяков: берег высокий, монахи береговых приходов просто разжигали костры, если ждали гостей с моря. Первым маяком по факту стала башня монастыря Сан-Франциско в Кабо-де-Сан-Висенте, где впервые не на земле в 1520 году был зажжён огонь. Но это не считово, потому что всё равно это башня монастыря, а никакой не маяк. И вообще в 1587 году звезда пиратского мира Фрэнсис Дрейк взял монастырь штурмом, причем так распалился во время атаки, что в конечном итоге сломал башню. В результате Кабо-де-Сан-Висенте оставался без какого-либо подобия маяка до 1606 года, когда Филипп II Португальский приказал восстановить башню. Ну а маяк Кабо-де-Сан-Висенте в том виде, в каком он существует сегодня, был построен в 1846 году королевой Португалии Марией II, о чем свидетельствует памятная доска.
Идею специально построенного маяка в 1527 году материально воплотил пронырливый епископ Д. Мигель да Силва в Сан-Мигел-о-Анжу (для этого он выделил средства из приходской казны и пригласил итальянского архитектора Франческо да Кремона). Чем занимался Франческо 11 лет – неизвестно, но на один метр постройки в среднем ушло больше года. В 1538 году проект был закончен. Да, высота сооружения всего 8 метров. Да, в 1882 году он перестал «работать» маяком и был деактивирован. Но это старейший маяк в Португалии и один из старейших в Европе.
И даже среди действующих маяков Кабо-да-Рока не самый старый. Знаменитое землетрясение 1755 года произвело зачистку береговой линии от построенных к тому времени маяков, оставив разве только небольшие постройки высотой не больше восьми метров. 1 февраля 1758 году вышел документ, т.н. «Разрешение Помбалина» (или «Помбалинская хартия»), который предусматривает строительство нескольких маяков в стратегических точках на португальском побережье. Именно с него и берет начало история современных португальских маяков. «Разрешение» предусматривало строительство шести маяков, из которых (по неизвестным причинам) было построено только три – маяк da Guia (1761), маяк de São Lourenço (Bugio; 1775) и маяк de São Julião da Barra (1775), – а помимо них ещё четыре, которых в документе не было – маяк N. Sra. da Luz (1771), маяк Cabo da Roca (1772), маяк Serra da Arrábida (1772) и ещё в Барра-ду-Порту, название которого не сохранилось. Правда, есть свидетельства, что в 1758 году (его начали возводить до выхода «Разрешения») был построен маяк do Cabo Carvoeiro, но он начал работать только в 1790-м, поэтому смело вычеркиваем бедолагу из списка претендентов. Так что, если хотите посмотреть на самый старый действующий маяк, то поезжайте в Кашкайш, примерно в двух километрах от центра города вы найдете маяк Гия – он-то вам и нужен. От маяка «Богоматерь света» (N. Sra. da Luz; это очень странное, но вполне валидное наименование Богородицы писать по-русски весьма стрёмно: попробуйте удержаться и не написать оба слова с прописной буквы) остался только недействующий огрызок, поэтому Кабо-да-Рока сегодня – второй по старшинству среди действующих маяков. Вот он-то и нужен нам прямо сейчас.
Маяк Кабо-да-Рока стоит на высоте чуть больше 144 метров. Прибавьте к этому 22 метра собственной высоты и получите (если верить Википедии, но проверять эти данные сил нет, простите) видимость его огней за 48 километров от берега. Но так было не всегда. Поначалу его основной целью было обозначить самую западную точку континента. А чтобы обозначить точку, достаточно и флажка. Нет, не подумайте, что на маяк сверху воткнули флажок и этим ограничились, не до такой же степени. Но материал, из которого было изготовлено стекло и сам источник света были изготовлены, похоже, в подвале на Малой Лиссабонской, потому что видно его было максимум на две мили. Моряки щурились, пытаясь разглядеть в потёмках этого захиревшего светоча, портили зрение, впадали в депрессию и клялись больше никогда, никогда не возвращаться в это проклятое место. А португальское казначейство только пожимало плечами: «Маяк горит? Горит. Его видно? Чаще да, чем нет. Что вам ещё надо? Зрение слабое? Ешьте больше морковки». Так и продолжалось долгие семьдесят лет, пока казначейством не был назначен руководить относительно молодой и относительно ретивый функционер Мигель Горбасио, смело заявивший, что маяку Кабо-да-Рока нужны перестройка и ясность. Он даже уволил 80-летнего секретаря, который попытался возразить что-то в духе «всегда так светили». Секретаря уволили, а вместо него наняли инженера Гауденсио Фонтана, который в своём резюме уже имел опыт строительства маяков (с нуля под ключ). С плановой канцелярией в казначействе случился некоторый апокалипсис, но зато на маяке в 1843 году появились новые стекла и вращающееся устройство, состоящее из 16 аргандовых (на оливковом масле) ламп с параболическими отражателями. «Ну, красота», – любовался обновкой Мигель, потирая родимое пятно. А вот корабелам этого было недостаточно, они продолжали критиковать руководство казначейства за полумеры, а маяк - за бесполезность. «Злые вы, уеду я от вас», – сказал Горбасио. И уехал. Совсем уехал, на пенсию, в Египет на остров Фарос. Там к маяку никаких претензий не было.
Но до 1883 года ситуация не менялась: сорок лет на Кабо-да-Рока везли оливковое масло, чтобы корабли могли в темноте разглядеть огонёк маяка. Может быть, многим хотелось улучшить световую мощь самой западной точки материка, но где взять деньги? Сорок лет пришлось думать над этим, чтобы додуматься до элементарного ответа: надо поднять налоги. Серьезно, это всё, что вы смогли придумать? Да, серьёзно. 20 марта 1883 года был принят закон, который утвердил «План освещения и обозначения морских побережий и портов материка и прилегающих островов». Законом в качестве обеспечительной меры на 50% был увеличен налог на тоннаж, так же подорожало право на якорную стоянку. По принятому плану правительство должно было за пять лет навести шик, блеск и красоту на побережье, в том числе установить электрический прожектор и звуковой (! – местные жители были в восторге) сигнал для Кабо-да-Рока. Должны были, но сами знаете, как не вовремя случаются финансовые кризисы и прочие неловкие ситуации, когда премьеру куда важнее собственная уточка, чем чужие корабли. Сменилось 7 (семь!) премьер-министров, пока пост не занял патриот и просто толковый чиновник – Хосе Лусиано де Кастро. Совершенно случайно он заметил на журнальном столике «План», которым обычно прикрывал свежий номер «Плейбоя» от посетителей его предшественник. И вот в 1897 году на Кабо-да-Рока зажегся электрический светильник (технически источник света состоял из восьми мощных ламп накаливания, которые крутил часовой механизм). И с тех пор… плывут пароходы – салют Лусиано де Кастре! Громкий такой привет, на радость местным. Хотя, надо признать, приветов хватало и без пароходов. Вместе с электричеством на маяке появилась паровая сирена, заставляющая содрогаться округу и падать в океан пролетающих птиц. Прогресс не стоял на месте и в 1932 году эту стим-панковую допотопность заменили сжатым воздухом. В 1947 году заменили оптический прибор на авиационный, позволявший собирать в пучок луч света и послать его к… в общем, далеко послать. Кстати, он действует до сих, хорошую оптику делали в прошлом веке. Что же касается услады слуха, то в 1982 году сирену наконец-то сделали тоже электрической, серьезно повысив мощность. Говорят, что в спокойную ночь она могла поднимать в воздух стаи птиц на Канарах. Увы, в 2000-м году сирену демонтировали под надуманным предлогом: якобы она утратила свое значение для судоходства, за не-на-доб-нос-тью. Какую чушь только ни придумают, чтобы избавиться от дополнительных хлопот!
Осталась, пожалуй, последняя история. Надо ведь объяснить, какое отношение к Мысу Рока имеет римская гвоздика, помимо того, что она здесь растёт. Для это придется переместиться к маяку Гия, а точнее – в соседствующую с ним церквуху. Сама церковь особого интереса не представляет, но сюжет на алтаре 1858 года весьма любопытен: легендарное чудо Кабо-да-Рока. Некоторые уверяют, что это всё сказки да выдумки, но разве в церкви хоть раз неправду рисовали? Значит, дело было так.
Когда это было, точно не скажет никто, но разве так важно, когда именно мать потеряла своего ребёнка? А она его потеряла – шустрого мальчонку лет пяти. Бегала страдалица по Мысу Рока, руки заламывала, в голос голосила (собственно, это был первый прототип паровой сирены), пока не споткнулась и проехала носом до самого края скалы. Чудом не свалилась вниз на камни. О, нет, это чудо, конечно, но совсем не то, о котором на алтаре рассказывается. Логично поразмыслив на краю утёса, мамаша решила, что её малолетний лиходей тоже споткнулся, но с более печальным результатом. А коли уж решено, что пучина поглотила дитё, то можно идти спокойно домой и печь пирожки (ладно, пусть это будет кейжадаш). Так прошла неделя, вторая, третья. Маманя уже даже имя своего ребёнка стала забывать, но тут ещё одна пропажа потрясла селение: пропала овца! Овца – не ребёнок, пастухи отправились прочёсывать местность, дав обет не возвращаться с пустыми руками. Что именно должно быть в руках – клятвой не уточнялось.
На третьи сутки поисков мужчины обнаружили яму, из которой доносилось тонкое блеяние. «А ну вылезай, сука! Как забралась туда, так и выбирайся!» – крикнул вниз в темноту бригадир пастушьей бригады. Каков же был священный ужас следопытов, когда овца ответила им со дна ямы человеческим голосом: «Дяденьки, я не могу отсюда выбраться!» Велик был соблазн дёрнуть во все пятки отсюда и до родного дома без остановки, но клятва держала пастухов. Ещё три дня велись спасательные работы, поскольку яма оказалась «бездонной», а в итоге извлекли из неё мальчика. Лет пяти. И тут самый головастый и памятливый в бригаде вспомнил, что видел похожего пацана в соседнем дворе примерно с месяц назад. Понятное дело, что про овцу все забыли и вернулись домой с мальчиком спасённым на руках. Клятва была исполнена, но вопросики оставались, поэтому никто расходиться не торопился. «Что там было, как ты спасся?» - каждый лез и приставал, но ребёнок только трясся… А, нет, всё было не так. Ребёнок вовсе не трясся, а спокойным ровным голосом изложил вкратце произошедшее: три ведьмы (очевидно, что никем кроме ведьм они быть не могли) обличья ужасного схватили ребёнка несчастного и стали безжалостно бить его… Стоп, всё опять не так. Никто ребёнка не бил и даже не кормил тухлыми раками. Его просто схватили за руки, за ноги и, разбежавшись, кинули в скалу, которая расступилась. Удивительно, но как он сумел упасть с такой высоты и не убиться, никто почему-то не спросил, зато первым вопросом мамы был: «Чем ты там питался? Как с голоду не умер?» Она прекрасно понимала, что личинок со стен колодца (как и манную кашу, например) сын не стал бы есть даже умирая. И ребёнок честно ответил, что к нему приходила красивая женщина и угощала гвоздичным супом. Та-дам! Вот они, гвоздички-то, и пригодились! Женщина точно не была матерью года, потому что больше никаких вопросов у неё не возникло. Она взяла пацана в охапку и потащила в церковь, чтобы поблагодарить Богоматерь (ну, не пастухов же благодарить) за спасение сына. Малец поглядел на алтарь, побледнел и ткнул пальцем прямо в левую грудь Богоматери: «Мама, вот эта тётя каждый день приносила мне гвоздичный суп!» Согласно алтарному образу, мальчика звали Хосе Гомеш, а погоняло ему приклеили в селе – Чапинейру, хотя это нам знать вовсе не интересно. Куда важнее было узнать, что кулинарные таланты Божьей матери ограничиваются одним супом. Из гвоздик! Со склонов Мыса Рока.
Вот теперь точно пора возвращаться. Да, предыдущий автобус был подозрительно забит, но ещё подозрительнее было то, что он ехал в Кашкайш. Откуда на Мысе Рока взялось столько желающих ехать вечером в Кашкайш? Нам надо было возвращаться в Лиссабон, поэтому мы не особенно напрягались. Вечерок становился прохладным, но это ерунда, сейчас вернётся автобус из Кашкайша и мы поедем в отель. В здании возле маяка уютно горел свет, на краю скалы какие-то люди делали последние фотографии. Самое время посмотреть на расписание автобусов, не правда ли? Я посмотрел на часы и спокойно сверялся с расписанием, сколько нам ждать следующего автобуса. «Какие-то люди» закончили фотосессию, сложили штатив и в количестве двух человек подошли на остановку. Темнота наваливалась на нас стремительно, как борец сумо. И столь же неотвратимо. Я нервно сглотнул и начал загибать пальцы. Получалось, что следующий автобус приедет через 12 часов. Становилось холодно. Парочка со штативом тёрлась поближе к нам в надежде, что мы-то здесь знаем все выходы и выходы. Честно говоря, я надеялся, что такими людьми окажутся именно они. Становилось темно. В здании возле маяка пошло какое-то невыразительное движение, свет… щелчок и свет погас. Из ворот маяка вышла парочка, закрыв за собой дверь. Наступило какое-то оцепенение, мелькнула мысль… Да ладно, откуда взяться мыслям в пустой голове?! Мелькнул обрывочный образ: под шум волн четыре незадачливых путешественника замерзают на краю скалы. «Зато мы увидим не только закат Солнца, но и восход Луны!» – сумел найти что-то позитивное в сложившейся ситуации мой таракан, паникующий в черепной коробке. «Последний восход!» – ответил ему я.
Звук автомобильного двигателя оторвал меня (и таракана в голове) от обсасывания радужных перспектив. Двое из маяка сели в машину и… Они могли поехать на трассу прямиком, но на дорожке было одностороннее движение, поэтому авто покатило вокруг нас. Благослови, Дева Мария, португальскую законопослушность! Я метнулся к неторопливо катящемуся автомобилю, лопоча «возьмите-нас-с-собой-пожалуйста-хоть-куда-хоть-за-сколько». Водитель остановился, опустил стекло и спросил, куда нам и сколько нас. Я честно признался, что нам надо в Лиссабон и нас… обернулся на пару со штативом, посмотрел на два свободных места на заднем сиденье (одно было завалено какими-то сумками), вздохнул и не менее честно сказал, что нас только двое. Парень быстро обсудил что-то со своей женой и сказал: «Прыгайте, только быстро. Нам не совсем туда, но мы вас довезем».
Денег с нас не взяли. Покидая муниципалитет Синтра в легковом автомобиле, я чувствовал себя мальчиком Хосе Гомешем пяти лет. Где-то сзади, возле креста с четверостишием великого португальского поэта, осталась овца. Из двух человек и штатива.
